Жизнь на кончике скальпеля. Истории нейрохирурга о непростых решениях, потерях и надежде

Моя зависимость закончилась на одном незабываемом пациенте. На человеке, с которым я был тесно связан. Строго говоря, этот человек даже не являлся моим пациентом. Это был мой отец. Он умер несколько лет назад от осложнений после достаточно простой и банальной операции. Из-за его скоропостижной смерти, а также из-за очередного осознания, что, даже если хирургическое вмешательство возможно, исцеление может быть гораздо сложнее, я начал относиться к своей профессии и моей роли в ней несколько иначе. Я перестал стремиться делать самые трудные и опасные операции. Меня уже больше не интересовали случаи, которые хирурги между собой называют «мясорубкой». Более того, мне стал неприятен этот профессиональный жаргон, не принимающий в расчет самого пациента. Это словечко хирурги используют между собой только для самоутверждения. Я начал получать удовольствие от техники и хирургического мастерства, а не от славы, которая венчает успешные результаты. Меня перестали интересовать связанные с этим эмоции и их интенсивность. Я понял, что существует масса вещей и факторов, которые я не в силах контролировать, поэтому мне надо просто наслаждаться всеми поворотами жизни. Я должен быть ремесленником. Быть проще. Ставить систему под сомнение, а пациентов — во главу угла. Я понял, что хирургия — это не апогей, не высшая точка. Высшая точка — это пациент и его жизнь.

Подумайте о наградах, к которым вы стремитесь в жизни, и спросите себя, чем мотивированы ваши желания. Не являются ли они деструктивными? Наш мозг настроен на поиск вознаграждений. Именно это движет нас вперед. Без этого мотиватора в нашей жизни исчезают инициатива и чувство цели. Мы словно оказываемся в море во время штиля. Мы должны это понимать, исследовать то, что нами движет, и управлять нашим собственным поступательным движением. Как только мы теряем этот внутренний контроль, мы попадаем в состояние зависимости.

Зависимость оказалась тупиком на моем жизненном пути. После десятилетий работы я стал обладателем целого ряда редких умений и способностей, которые сейчас периодически использую в ситуациях, когда они действительно могут помочь пациентам. Мне также нравится выполнять более базовые, прозаические обязанности хирурга, что ранее меня никогда не привлекало. Я получаю удовольствие от проведения сложных операций, когда нахожусь в состоянии потока, но прекрасно понимаю, что в этом состоянии я пребываю далеко не всегда. Я осознаю, что оперировать надо ради пациентов, а не для того, чтобы тешить свое эго и бороться с собственной неуверенностью. Я с удовольствием вырезаю рак во время операций, но только в тех случаях, когда сами пациенты этого хотят. Мной не движут социальные факторы, стремление к славе и карьерные амбиции. Я хочу избавиться от шелухи и видеть главное. Пациент и хирург. Что общего между нами? Это — жизнь, особенно в ситуации, когда риски так высоки.

8. Стресс

Станете ли вы делать переливание крови девочке для того, чтобы спасти ее от смерти? А если ее родители считают, что эта процедура противоречит воле их Господа и обречет ребенка на вечные муки?

Когда я в впервые увидел Елену и ее родителей, я не подозревал, что могу оказаться в ситуации такого этического выбора. У девочки была гемангиобластома. Это один из нескольких видов онкологических заболеваний в мозге детей и не самый агрессивный вид опухоли. Иногда в случаях, схожих с тем, что был у Елены, нейрохирургам удается вырезать всю опухоль без остатка.

В случае операции Елены мне предстояло сделать именно это. При этом я должен был не повредить ткань мозга. Это достаточно сложная задача, и решающим фактором здесь является мастерство хирурга. В результате операции возможны четыре варианта развития событий: девочка вылечится, но ей будет нанесено увечье; не вылечится и получит увечье; не вылечится, но и не пострадает; и, наконец, вылечится и будет совершенно здорова. Если все сделать правильно, то ребенку даже не надо будет лечиться от гемангиобластомы — не потребуются никакие дополнительные стадии лечения, никакой лучевой терапии или химиотерапии.

Во время встречи с Еленой и ее родителями последние информировали меня о том, что являются свидетелями Иеговы и не разрешают переливать кровь своей дочери. Их позиция была бескомпромиссной: никакого переливания ни при каких обстоятельствах. Я уважаю религиозные принципы моих пациентов и не собирался их нарушать и в этом случае. Свидетели Иеговы обосновывают такую позицию тем, что в Библии есть запрет на употребление в пищу крови. Члены этой секты приравнивают переливание крови к ее поглощению. Надо сказать, что свидетели Иеговы очень серьезно относятся к данному запрету, потому что, по их мнению, его нарушение влечет за собой самые тяжелые последствия. На их сайте написано: «Мы подчиняемся высшей власти во вселенной, Создателю жизни…» На кону оказались их отношения с Богом.