Жизнь наградила меня

– У меня нервный тик от встречи с родиной. Сколько ждать?

– Погуляйте часика два…

– Я специально приехала в Москву через пятнадцать лет, чтобы второй день болтаться в аэропорту, пока вы нарушаете свои же законы?

– А это что за клеветническая писанина? – рявкнул старший, тыча пальцем в статью, напечатанную в журнале «Слово». Затем он помахал тем же пальцем перед моим носом.

– Приезжают тут, понимаешь, распоряжаются! Мы вам не позволим разваливать нашу советскую власть!!!

– Вы в моей помощи не нуждаетесь. Так где же прикажете два часика гулять?

– В депутатском буфете. Нина Фаддеевна, позвоните Пряхиной, чтобы их пустила.

Таможенница «ой, не могу» забормотала в трубку. Следующие два часа мы с Лилей и Юрой выпили в депутатском буфете по стакану сока, по чашке кофе, съели по бутерброду с маслом и высохшими красными икринками и купили два пакетика конфет «Мишка на севере». Депутатский воздух придал мне уверенности.

– Ну-с, всё прочли?

– Забирайте вашу макулатуру, – проворчал старший и подвинул в мою сторону семь экземпляров книжки (три зажилили) и рукописи. Копии «Нового русского слова» лежали в стороне.

– А как насчет остального?

– Получите на обратном пути.

– Спасибо и на этом, нет ли у вас бумажных мешков?

– Чего нет, того нет.

– В чем я понесу книги?

– В зубах, – любезно ответил старший.

Для первой прогулки по Москве я выбрала любимый мной Столешников переулок… Знаменитый «Табак». Когда-то он выглядел как восточная табакерка. Войдешь, и нос щекочет благородный запах капитанского табака. Теперь «Табак» заколочен: даже витрины крест-накрест забиты досками. Закрыты и «Меха», на дверях объяснение: «Ввиду ремонта».

На углу Столешникова и Петровки находилась когда-то гостиница «Урал» – чистый и милый отельчик, из окон которого было весело наблюдать за бурлящей в Столешниковом жизнью. Я останавливалась в нем во время работы над диссертацией.

«Урала» нет, есть груда кирпичей, обнесенная фанерным забором.

«Не грусти, – приказала я себе, – всё еще образуется, и когда-нибудь вырастет поблизости горделивый " Ритц-Карлтон" или " Мариотт"». Как в воду глядела: «Мариотт» вознесся на углу Тверской и Старопименовского переулка, бывшей улицы Медведева.

Но, конечно, апофеоз американизации – «Макдоналдс», открытый на Пушкинской площади. В порыве журналистского любопытства я подошла к милиционеру, регулирующему порядок в гигантской очереди:

– Скажите, пожалуйста, вы сами ели в этом ресторане?

– Три раза.

– Ну и как?

– Потрясно! Главная еда у них – плоские котлеты в булочке и жареная картошка, по-ихнему – «френч фрайз». Советую попробовать – не пожалеете.

– Но эта очередь…

– Ничего страшного, тут стоять-то не больше часа.

В моей будущей американской статье предполагалось описание продовольственной ситуации в России. Для ее изучения я посетила рядовой продуктовый магазин, супермаркет американского образца и Рижский рынок.

До нашего отъезда в эмиграцию в 1975 году особенного разнообразия в магазинах не наблюдалось, но обычно удавалось достать и курицу, и мясо, а с творогом, кефиром и сметаной и вовсе проблем не помню. Но в 1990-м пустые магазины для рядовых москвичей повергли меня в глубокое уныние. Впрочем, в супермаркете американского образца кое-что глаз порадовало. Например, молоко в яркой упаковке. Пестрели пакетики сухих супов, манная крупа, горох, мороженые тефтели, куски жирной свинины, синие гуси по цене десять рублей за килограмм.

Другое дело Рижский рынок! Вот это изобилие. Яблоки, груши, сливы, всевозможные кавказские соленья. Я купила несколько душистых связок сухих грибов, в которые хотелось зарыться лицом и плакать, вспоминая деревню Пленишник Череповецкого района Вологодской области, куда мы ездили в отпуск к нашей няне.

Я принесла грибы в машину. Юра, оторвавшись от «Аргументов и фактов», подозрительно их оглядел.

– На радиоактивность проверили?

– ???

– После Чернобыля на рынках открыты лаборатории для проверки растущей жратвы. Вы хоть спросили, откуда грибы-то? Хотя зачем – все равно соврут.

– В голову не пришло.

Я побежала в лабораторию. На ее двери висел амбарный замок.

В Нью-Йорке, в аэропорту, как только вы снимаете с ленты свой багаж, таможенники выпускают из клеток невзрачных собачек. Они обнюхивают чемоданы и, если вы привезли что-нибудь «этакое», окружают вас тесным кольцом, заливисто лая. Вероятно, дивный запах сухих грибов с Рижского рынка озадачил песиков. Они сгрудились вокруг моего чемодана, но не лаяли, а, упершись задами в пол, смотрели на меня с выражением печального недоумения и растерянно пожимали лохматыми плечиками.

– Везете мясо? Свежие овощи? – спросил таможенник.

– Какие овощи? Я прилетела из Советского Союза.

– А почему собаки вами заинтересовались?

– Вы у них спросите. – От страха расстаться с грибами я обнаглела. – Они же лаять должны, а не лают, наверно, я им просто понравилась.

– О’кей! Welcome home! – сказал таможенник, проявляя несвойственное американцам равнодушие.