Жизнь наградила меня

Вспоминаю одно интервью Иосифа Бродского, где он пытался объяснять, что важно для Барышникова в балете. Мише, оказывается, недостаточно просто танцевать, ему нужно иметь сюжет, то есть «рассказать историю». Бродский, посоветовал Мише, по его словам, танцевать моцартовский «Bassoon Concerto». Миша спросил: «А что же я буду там танцевать?» На что Иосиф Бродский, будучи «знатоком балета и видным хореографом», ответил: «Просто танцуй под музыку и всё». Это звучало, как если бы Барышников учил Бродского писать стихи. Что-нибудь вроде «просто вставь в машинку чистый лист бумаги и печатай».

* * *

А вот и Пять углов. Здесь разыгрывались спектакли моего детства, отрочества и юности. Я родилась и прожила первые двадцать лет неподалеку, на улице Достоевского. Мои друзья жили на Загородном, на Разъезжей, на Большой Московской. Романтические интересы сосредоточились на Чернышевом переулке и улице Рубинштейна. Остановимся у Пяти углов и, как писал Набоков:

Поставим на туза воображенье
Чтоб целый мир у ночи отыграть.

Улица Рубинштейна, № 23. Если поставить на туза воображенье, то можно увидеть, как из ворот появляется Сережа Довлатов в коричневом пальто нараспашку, с белой лжегорностаевой подкладкой и в шлепанцах на босу ногу. В зубах у него смертоносная сигарета «Прима». Рядом семенит фокстерьер Глаша, по меткому Сережиному определению, «березовая чурочка». Когда Сережа спешит, он несет Глашу подмышкой. Ему 26 лет, он худ, небрит и ослепителен.

– Я звонил вам вчера двести раз, – говорит он вместо приветствия, – но слышал чужие голоса и вешал трубку.

Его бархатный баритон приводит в состояние транса женскую половину планеты в возрастном диапазоне от девяти до девяноста девяти лет.

– Что-нибудь случилось?

– Я написал рассказ, а прочесть его некому. Мать меня презирает, жена уже три дня не здоровается. Обе правы: в пьяном виде я выбросил в окно пишущую машинку…

Пройдя еще один квартал по той же стороне улицы Рубинштейна, можно повстречаться с выходящим из подъезда Женей Рейном с двумя авоськами пустых бутылок. Он спешит освободиться от бутылочного бремени после поэтического вечера, имевшего место накануне в Жениной квартире. А навстречу ему – Яша Гордин, «стойкий оловянный солдатик» с военной выправкой. Он направляется навещать своего брата Мишу, живущего в одной квартире с Рейном. Яша забирает одну из жениных авосек, и они, обсуждая по дороге вчерашних гостей, шагают в прием стеклотары. Вчера читали стихи и Женя, и Яша, и Бродский, и Найман. Из Москвы приехала Наташа Горбаневская. Комната набита до отказа, лица плавают в сигаретном дыму. Художник Миша Беломлинский, притулившись у шкафа, рисует шаржи. Я их прекрасно вижу, потому что кто-то посадил меня на шкаф. Мне не нравится, что Беломлинский нарисовал моему Вите нос уточкой и на самый его кончик водрузил очки. В знак протеста я лью вино за воротник его белой рубашки.

– Лей белое вино, мерзавка, а не красное, – кричит Мишина жена Вика, – красное не отстирывается!

…На дворе 1967-й.

Я брожу взад-вперед между Сережиным и Жениным домами, заглядываю в слепые глазницы окон, толкаюсь в наглухо запертые для меня подъезды. Сколько в этих домах прочитано стихов, поэм, рассказов, повестей! Сколько выпито водки, услышано сплетен! Сколько раскрыто секретов и тайн! Сколько дано и нарушено клятв!

…Но вот мы переходим Загородный и устремляемся вниз по Разъезжей. Если сорок лет назад мы заглянули бы во двор дома 11, то увидели бы в компании, играющей в волейбол, Анри Волохонского. Сейчас он знаменитый поэт, известный ученый и философ. А тогда, с неразлучным другом Алешей Хвостенко по прозвищу Хвост, элегантным красавцем в плаще, с гитарой под полою, они представляли собой замечательный музыкальный дуэт. Вот их главная песня, которую часто пели на наших сабантуях:

Хочу лежать с любимой рядом,
Хочу лежать с любимой рядом,
Хочу лежать с любимой рядом,
А расставаться не хочу.

Моя любимая прелестна,
Моя любимая чудесна,
Моя любимая небесна,
С ней расставаться не хочу.

Хочу любить-трубить на флейте,
На деревянной тонкой флейте,
На самой новой-новой флейте,
А на работу не хочу.

Пускай работает рабочий,
Иль не рабочий, если хочет.
Пускай работает кто хочет,
А я работать не хочу.