Жизнь наградила меня

И вот мы катим вдоль Финского залива по Приморскому шоссе. По краям – сосны, искривленные постоянным ветром с залива, летние дачки. Моего пионерского лагеря, детских друзей и наших знаменитых шефов в Комарово больше нет, а многих уже нет нигде. Поэтому экскурсию в комаровское прошлое мы заканчиваем на кладбище, у могил Ильи Авербаха, Бориса Вахтина, Дмитрия Васильевича Наливкина, Натана Альтмана и Анны Ахматовой.

Довлатов

Пятнадцатого ноября 1967 года, в огромной коммуналке, на дне рождения Марины Ефимовой, жены Игоря, я впервые увидела Сергея Довлатова.

Обычно в день Марининого рождения к ним приглашалось много гостей – поэты, писатели, в большинстве не печатаемые, художники – участники «бульдозерных» выставок, молодые ученые и инженеры, однокашники Марины и Игоря по Политехническому институту, а также школьные или соседские приятели вроде меня.

Накануне я позвонила Марине с обычными вопросами:

1. Что подарить?

2. Что надеть?

3. Кто приглашен?

На третий вопрос Марина ответила, что будут «все, как всегда, плюс новые вкрапления жемчужных зерен».

– Например?

– Сергей Довлатов, знакома с ним?

– Первый раз слышу… Чем занимается?

– Начинающий прозаик.

– Способный человек?

– По-моему, очень.

– Как выглядит?

– Придешь – увидишь, – засмеялась Марина и повесила трубку.

Я опоздала, и, когда пришла, стол с яствами уже был отодвинут к стене. Сигаретный дым застилал глаза, под стенания аргентинского танго в центре покачивалось несколько пар. Среди знакомых лиц я не сразу заметила «новое жемчужное зерно». Но уж когда заметила, не могла отвести глаз. Он полусидел боком на письменном столе и беседовал с Володей Марамзиным, уже тогда известным писателем. На вид «зерну» было лет двадцать пять (оказалось, что двадцать шесть). Брюнет пострижен «под бобрик», с крупными, правильными чертами лица, мужественно очерченным ртом и трагическими восточными глазами. Он был в джинсах, клетчатой рубашке и рыжем потертом пиджаке.

О Господи! Где же я видела эту неаполитанскую наружность? Я определенно встречала этого человека, такую внешность не забудешь. Вот он встал, оказавшись на голову выше всех гостей, похлопал себя по карманам, извлек пачку смертоносных сигарет «Прима» и чиркнул спичкой, лелея огонь в лодочке из ладоней. И я вспомнила…

Весна. Залитый солнцем Невский проспект, толпа, текущая мимо Пассажа, подтаивающие сосульки посылают с крыш за воротник ледяные капли. Смуглые мальчишки продают веточки мимозы. Близится Восьмое марта. Внезапно в толпе образуется вакуум, и в нем я вижу молодого гиганта с девушкой. Оба коротко стриженные брюнеты, элегантны, невероятно хороши собой. Неторопливо шествуя, держась за руки – непринужденные, веселые, – они знают, что ими любуются, но «как бы» никого вокруг не замечают, отделенные от остального мира своим совершенством. И кажется, что они – хозяева жизни, и этот весенний день принадлежит только им, только для них светит солнце, звенят падающие сосульки, и только им протягивают мальчишки веточки мимозы.

Вот они прошли мимо, а я смотрела вслед, пока они не смешались с толпой. Впрочем, его круглый затылок был виден даже у Аничкова моста.

– По-моему, я не знаком с вами, – сказал молодой человек, протягивая руку, – Довлатов моя фамилия.

Я тоже назвалась.

– Люда Штерн… Люда Штерн, – пробормотал он. – Что вы пишете, стихи или прозу?

– Пишу диссертацию о глинах.

– И где же вы эту глину изучаете?

– В университете.

– Как же, как же… И я там был, но мед не пил. Меня выгнали с третьего курса филфака.

– За что?

– Провалил финский и немецкий. Но зачем вам глины? У вас вполне интеллигентное лицо, могли заняться чем-нибудь поинтересней.

– Ну, извините, что разочаровала вас….

– Нет, серьезно, что такое глина? Просто грязь.

В тот период моей жизни я училась в аспирантуре геологического факультета, писала диссертацию на тему «Состав, микроструктура и свойства глинистых пород», и это занятие считала достаточно важным, чтобы не терпеть насмешек.

– От человека с такой неаполитанской наружностью неудивительно услышать подобную пошлость, – отрезала я и отошла к другим гостям.

– Подождите… Я терпеть не могу производить плохое впечатление. Но вы тоже хороши – «с такой неаполитанской наружностью». Я ненавижу, когда комментируют или восхищаются моей наружностью. Впрочем, я собирался извиниться.

– Кто это восхищается вашей наружностью?

– Обидеть, Люда, меня легко, понять меня невозможно.

– Кажется, вы собирались извиниться.

– Да… Прошу прощения за непочтение к глинам. Я искуплю это почтительностью к вам. Скажите, а вы замужем?

– Очень даже.

– И где же он?

– В командировке, в Красноярске… А вы женаты?

– И не раз.

– И где же она?

– Первая – понятия не имею. А вторая – дома. Ей не с кем ребенка оставить.

– Наверно, я вас с женой видела весной на Невском. Коротко стриженная, очень красивая.

– Это была моя бывшая жена. Мы с ней иногда встречаемся. Теперь я женат на другой. Ее зовут Лена и она еще красивее. А кто вас сегодня провожает домой?

– Пока не знаю.

– Тогда на это претендую я. Постараюсь не напиться и произвести впечатление приличного человека.