Жизнь не отменяется: слово о святой блуднице

Серафима выронила из рук Данилкины штанишки и медленно опустилась на стоявшую подле военного табуретку. Она смотрела на незнакомца широко открытыми глазами, наполненными нетерпеливым ожиданием и мольбой… «Да не терзайте же… Что произошло?».

Военный тоже пронизывал своим «исследовательским» взглядом Серафиму. Потом попросил разрешения закурить.

— Вы уж не беспокойтесь, — наконец начал он не громким, ровным голосом. — Служба есть служба…

Серафима слушала этого странного гостя, а самой хотелось верить, что видит сумбурный запутанный сон. Только во сне может сотвориться такая чушь, бессмыслица…

Военный назвал себя… Капитан Василин Савельевич Винокуров, по поручению контрразведки. Прибыл в Самойловку по особому заданию: получить кое-какие дополнительные данные о бывшем муже Серафимы — Михаиле Воланове и о его близких, знакомых.

— Весть не из приятных, — продолжал капитан, не отводя глаз от Серафимы. — Ваш бывший муж Михаил Воланов изменил Родине…

Как от сильного толчка, Серафима ойкнула, откинулась назад, закрыла глаза ладонью… Дальше она уже почти не слушала Винокурова. Ей казалось, что нужно сейчас как-то резко повернуться, чтобы проснуться, избавиться от этого кошмарного сна. Она знает, так часто было с ней. Но на этот раз ничего не получилось.

— Вы уж не взыщите с меня за такую весть, — продолжал капитан, — служба есть служба. Ничего не поделаешь, коль так стряслось…

— Вы неправду говорите, обманываете, это чушь! — едва опомнившись, выкрикнула Серафима. — Мишка не может изменить, не может, понимаете? Не может! Это другой может, даже я, но не он… Я знаю его больше пятнадцати лет.

Серафима теперь смотрела на капитана испуганными глазами. На лице ее то появлялись, то исчезали пунцовые пятна:

— Да он не способен на такое! Что вы мелете? — в голосе Серафимы послышалась угроза. — Да вас за такое в клетку запрячут! Вы поняли? О нем на фронте газеты пишут, два ордена дали. Мы собрание проводили. У нас каждый об этом знает… Кто вам такое наговорил?

Чуть-чуть прищурившись, капитан внимательно следил за Серафимой, терпеливо дождался, когда та все высказала.

— Я не обижаюсь на вас, так как понимаю ваше состояние. Но поймите и вы. Я ведь к вам пришел не от рыночного комитета, а из военкомата.

Капитан извлек из нагрудного кармана удостоверение и показал Серафиме.

— А теперь договоримся так: вы меня будете слушать так же внимательно, как слушал вас я…

Серафима испуганно взглянула на загадочный документ и притихла.

— Я хорошо знаю, что ваш муж, от которого вы ушли незадолго до войны, неплохо воевал… Знаю я и про газеты, и про многое другое… Но вот недавно он стал совсем другим. Командование поручило ему достать «языка». Вместе с пятью солдатами он побывал в расположении только что прибывшей части гитлеровцев, но «языка» схватить не смогли и вернулись ни с чем. Однако командованию были очень нужны сведения о новой части, и оно сразу же, после короткой передышки повернуло Воланова обратно в тыл врага. Из разведки двое из пятерых не вернулись — Воланов и солдат из его отделения… Солдаты, которые были вместе с Волановым, показали, что группа не имела встречи с неприятелем, а артналет был очень коротким. Но все же Воланову и Курунову этого было достаточно. Воспользовавшись суматохой, они исчезли, оставив на произвол своих товарищей…

— А может быть…

— Не перебивайте. Я еще не закончил. Никаких здесь «может быть». Все достаточно ясно. Может быть, мы не стали бы вас тревожить, если бы не одно «но». Вскоре ваш бывший муж. — Михаил Воланов — обнаружился…

— Живой? — не удержалась от радостного восклицания Серафима. — Слава богу!

— К сожалению, живой, — спокойно ответил капитан и тут же уловил во взгляде Серафимы гневное осуждение. — Немцы через громкоговоритель организовали передачи для наших солдат. И почти каждый раз в такой передаче выступает ваш муж Михаил Воланов. Он призывает всех солдат переходить на сторону немцев, всячески поносит Советскую власть. И вас не забывает. Говорит, что из-за Советской власти он остался один, без семьи. Называет имена детей — Саньки и Данилки, говорит: «Только свобода от большевизма даст возможность мне встретиться с ними!».

— Не верю! Не верю! Это кто-то все подстроил, забыв об уговоре, выкрикнула Серафима. — В письмах он совсем не так пишет, я их все вам покажу, совсем не так…

Серафима кинулась было к комоду, но капитан остановил ее.

— Это мы еще успеем сделать. Можно было бы с вами согласиться, но вот тут еще одна бумажка, — капитан снова полез в нагрудный карман. — Вот, полюбуйтесь, может быть, кого-нибудь узнаете?

Дрожащей рукой Серафима схватила бумажку. Это была немецкая листовка. На первой ее странице фотограф запечатлел немецкого офицера и Воланова. Офицер стоит с протянутой к Воланову зажигалкой, а тот прикуривает от нее толстую сигару.

— Вот эти листовки немцы разбрасывают с самолетов на передовой. Читать вам ее не обязательно. Там то же самое, что он говорит через громкоговоритель…

Капитан взял листовку обратно, сложил ее вдвое и сунул в карман.

С минуту Серафима не могла прийти в себя.