Жизнь не так коротка [сборник]

В это время шел по любимому городу самозваный фотохудожник Витя; Витя был одержим ловлей мгновений, он на этом повернут был по-крупному, но в его сеть редко попадались хорошие кадры. Это значило лишь, что надо больше ходить и смотреть, вот он и ходил, и высматривал.

На этих двоих в тачке сначала он не обратил внимания, хотел уже мимо, но, мазнув взглядом по лицу женщины, мгновенно включил тормоза. Остановился напротив, с висящим на груди тяжелым «Киевом» (единственная его ценная вещь, дороже ничего в жизни не имел), уставился жадно. Чего тебе, мужик, спросил водитель. Витя нетерпеливо щелкнул на него пальцами, он видел лишь женщину. Разрешите вас сфотографировать, попросил ее дрогнувшим голосом — а вдруг откажет. Зачем, спросила она, даже не глядя на него, не понимая, что такое вокруг. У вас лицо совершенно необыкновенное, сказал Витя, и так странно освещено сейчас… Это мгновение нельзя упускать. Она подняла голову, лицо четче проступило сквозь волосы, словно разошелся тяжелый театральный занавес. Вот так, вот так, яростно зашипел Витя, отскакивая и взводя затвор. Успел сделать несколько кадров, прежде чем это выражение начало изменяться, растворяться. И, бормоча какие-то неловкие извинения, попятился задом, свернул за угол, побежал — деловито, со всей скоростью, какую мог развить, но и в то же время нежно прижимая к животу фотоаппарат, беременный лучшим в его жизни снимком.

Догнать его, спросил водитель женщину. Брось, зачем. Она махнула рукой, несколько оживляясь. Может, ему повезло. Поехали.

Дома, согнувшись над ванночкой и жадно глядя, как из небытия проявляется лик, Витя решил, что никуда этот снимок посылать не будет, он только его. Повесил фотографию на лучшем месте в своей нищей убогой комнатенке, и там она провисела еще долгие годы, пока Витя не умер, и новые жильцы вынуждены были содрать ее вместе со старыми обоями, хотя и очень жалели об этом. А негатив куда-то затерялся.

Писатель проснулся часов в девять утра (хотя думал, что не встанет раньше полудня — была суббота, можно расслабиться). Девчонки сладко посапывали рядом с одинаково приоткрытыми ртами. Он осторожно перелез через них, босиком прошлепал на кухню, налил холодной воды в высокий бокал и, сначала жадно-быстро, а потом уже смакуя каждый глоток, напился и подошел к окну.

Небо было чистое и синее, и на фоне этого неба, весь облитый солнечным воздухом, тучился, купался в утренней прохладе клен, расправивший свои ветви и расчесавший листья, гордый и улыбающийся, абсолютно неподвижный, как памятник самому себе. Золотым метеором в солнечном свете мелькнула тяжелая муха.

Быть кленом, подумал писатель. Стоять вот так, подряд много лет на одном месте. Знать все вокруг до последней пылинки. Давать тень. Предупреждать об опасности. Наводить скуку осенними заломленными ветвями. Радовать глаз свежей резной листвой…

Не отрывая глаз от чудесного видения, он нащупал лежавшую на холодильнике старенькую губную гармонику — трофейное дедово наследство. Вдохнул поглубже, поднес ко рту… Очень-очень тихо, так, чтоб девчонки не проснулись, извлек несколько победных нот — и рассмеялся. Так, так. Хорошо. Но, наверное, октавой выше. А ну… Да, вот так совсем прекрасно.

Ну что же, пора браться за дело. Итак, «Хозяин утра»? Почему-то сегодня у писателя не было сомнений в том, сможет ли он довести до конца этот рассказ. Должен довести, и все. Такой случай — грех упускать.

Компьютер привычно зажужжал, экран осветился. На нем появился вчерашний (вернее, даже сегодняшний) текст. Первую заготовленную фразу писатель отщелкал мгновенно и, коротко задумавшись, после этого не отрывался от клавиатуры около часа.

И постепенно в его мыслях устанавливался некий порядок, гармония, и рождалось ощущение, что все идет правильно — не бестолково, как могло показаться вначале, но по единому для всех грандиозному плану, который обязательно будет выполнен, и тогда все станет хорошо. В конце концов непременно все будет хорошо, а иначе зачем?..

Заветная мечта несчастного доктора сбылась, хотя об этом еще не знал ни он сам, ни уж тем более В.

Пассионарий. Рассказ

Как ни старайся быть гуманным и цивилизованным, но достижение успеха в современном обществе невозможно без агрессии. Вперед, ура, напор — и вот ты победитель! За твоей спиной остались разлагаться трупы врагов и тех союзников, которым не повезло. Какую область ни возьми, всюду идет тихая, келейная борьба без правил. Таким образом, по Дарвину, побеждает самый зубастый, улучшается порода. Вся наша жизнь круто замешана на агрессивных инстинктах.

Один человек, самопальный философ и естествоиспытатель, по этому поводу рассказывал мне следующее. Он контактировал с представителями иных цивилизаций. Те ему сообщили под большим секретом, что двигателем прогресса является именно агрессивность, заложенная в человеке.