Жизнь не так коротка [сборник]

При помощи всего лишь нескольких кусочков колбасы один азартный местный мужик, Серега Захаров, выдрессировал Тишку становиться на задние лапы, выпрашивая подачку. На удивление всем, пес мог простоять так целую минуту, а то и больше, да еще вдобавок лягал в воздухе передними лапами и просительно повизгивал. Тут-то Серега и сказал:

— Ох, Тишка! Ну, Тишка! Не Тишка ты, ёптырь, а Етишка!

И с тех пор это новое клоунское имя приклеилось к нему. Тишка-Етишка. А он не обижался, ему какое дело. Тем более, и произносили-то его всегда без злобы.

Вскоре после начала этих выступлений мамка ему уже не требовалась, он и так всегда был сыт.

Тишка привыкал к людям долго. В конце концов он понял, что жизнь зависит только от них. Даже мамка не была настолько важна, как люди. Они владели едой, они были сильны и могли в любой момент убить даже самую большую и зубастую собаку. Машиной, палкой или из ружья. Как-то возле гаражей одного пса, не вовремя гавкнувшего на случайного прохожего, человек просто забил ногами. Могли сделать укол, останавливающий сердце и дыхание. Могли снять шкуру, а из собачьего мяса сделать пирожки. Они могли много чего. Их нужно было всегда опасаться и держать с ними ухо востро. Про уколы, шкуру и пирожки Тишка, правда, понятия не имел, но инстинктом чуял такую возможность. Люди могли всё.

Тишка целыми днями сидел возле поселкового магазина. Он почти никогда не голодал. Но ему было скучно, он не знал, чем заняться. Другие чем-то занимались, а у него не было никакого дела.

Возле поселка протекала небольшая река, и, пока стояло лето, Тишка часто уходил на берег, спать где-нибудь под кустами. Когда было жарко, он купался, но реку никогда не переплывал. Несколько месяцев назад пацаны бросили его в воду, собираясь научить плавать, и он камнем пошел ко дну. Успели, вытащили. Но к воде он с тех пор относился с подозрением и максимум, на что отваживался, — это намочить брюхо и шумно отряхнуться, так, чтоб брызги и слюни веером.

По другому берегу ежедневно проходило стадо коров из ближайшей деревни. Тишка слышал, как пастух щелкает кнутом. Коровы норовили разбрестись, по-бегемотьи влезть в камыши и остаться там, в воде, на весь жаркий день. Траву жевать им совсем не хотелось.

Лето тянулось длинное.

Пастух, между прочим, был неважный, пьяница, которого и взяли на эту должность только потому, что в деревне мужиков почти не осталось, как в войну. Звали его Саня-доходяга. Раз по осени он достукался, напился прямо в поле, уснул. Две коровы пропали. Пастуха уволили, наняли другого мужика, откуда-то из города. Наняли уже на следующий сезон, потому что этот почти закончился, коров переводили на зимние квартиры. Начальству было немного странно, что нашелся городской человек, который захотел стать пастухом, работать за совсем небольшие деньги, но почему бы и нет, пожалуйста, вроде бы не псих. Да и дело-то простое. Главное — чтобы не пил чрезмерно.

Тишка в это время оказался на цепи. Случилось так, что однажды он крутился возле поселковой базы пиломатериалов, где его все, разумеется, хорошо знали. Кто-то вынес ему ломоть заветрившейся колбасы, и Тишка жевал ее, ворча от удовольствия. Тут в ворота въехала машина. Из машины вышла женщина, которая сразу чем-то не понравилась Тишке. Пахло от нее странно-тревожно, одета была необычно. Тишка на всякий случай гавкнул и, облизываясь, прошел мимо. Он не хотел ее сильно пугать, так только, обозначить свое присутствие… Женщина ахнула, быстро забралась обратно в машину и принялась звонить куда-то по мобильному телефону.

Он с полчаса проспал возле забора, когда его разбудили.

— Ну все, Етишка, велено тебя привязать. Добегался ты на сегодняшний день, — сказал Серега Захаров, когда-то научивший его «служить». В это время он подрабатывал на базе сторожем и дворником. Под глазом его сиял огромный «фонарь». — Директору на тебя пожаловались, ёптырь. Так что давай, садись пока на цепь, а уж конуру мы тебе завтра смастрячим.

Тишке надели грубый брезентовый ошейник, защелкнули на нем стальной карабин, а другой конец цепи привязали к ржавому арматурному уху, которое вечно торчало из бетонного забора — наверное, в надежде услышать что-то новое. Да что нового может быть тут, на базе. Скукота одна.

Тишка догадался, что раньше у него была свобода, только когда его посадили на цепь. До этого он мог идти куда хотел, быть голодным, играть с другими собаками или подраться с ними. Мог выпрашивать подачки у магазина или просто умереть в кустах, и вороны склевали бы его дочиста. Теперь его свобода ограничивалась длиной цепи и миской похлебки, которую иногда приносили сторожа. Похлебка означала жизнь и смерть, потому что, сидя на цепи, он не мог найти себе другого пропитания. А похлебку ему делали чаще всего невкусную и жидкую. Мяса в ней почти никогда не бывало, хлеб пополам с водой, вот и все деликатесы. Да и то не каждый день. Люди знали, что пес ничейный, никто не считал его своим, даже сторожа. Зачем кому-то кормить его за свой счет? Скажи спасибо, что будка есть, укрытие от дождя и холода.

Етишкина жизнь!..