Жизнь ничего не значит за зеленой стеной: записки врача

Младший резидент, кажется, заснул, повиснув на крючковом металлическом инструменте, которым он должен был оттянуть реберную дугу вверх и вперед. Это позволило бы нам обнажить печень и двенадцатиперстную кишку, скрытую внизу, если он проснется, конечно.

— Да, сэр! — ответил сонный резидент.

Я испытывал нежные чувства к Джону. Он был дисциплинированным и блестящим молодым человеком, присоединившимся к нашей программе хирургической резиденту-ры после окончания престижного медицинского университета в Калифорнии. По всем статьям он пригоден для башен из слоновой кости и ведущих академических программ, и если не для госпиталей Джона Гопкинса или Массачусетс Дженерал, то уж точно для какого-нибудь солидного университетского госпиталя. С какой стати он выбрал нашу хирургическую программу для общества каторжников?

Он должен стать нормальным резидентом даже при том, что сейчас он наполовину спит. Младшие резиденты спят на ходу, спят сидя, спят стоя, в любое время. Это часть тренировок, упражнения для воспитания характера. Я не против работать с сонной командой, но пока они выполняют мои указания. Много лет назад, помню, я оперировал разрыв аневризмы брюшной аорты, тогда помощники мои спали на ходу, и медсестры, и анестезиолог. Я пытался разбудить анестезиолога в конце операции, чтобы он вывел пациента из наркоза. Всегда забавно вспоминать, если все прошло гладко…

— Павел, что ты хочешь делать дальше?

Радецки закончил мобилизацию двенадцатиперстной, кишки в месте ее прикрепления на задней стенке живота.

— Я хочу открыть двенадцатиперстную кишку и прошить кровоточащий сосуд, разрезом для пилоропластики.

— Если показатели пациента устойчивы, мы могли бы начать с ваготомии. Доктор Коэн, как дела у пациента? Кровяное давление?

Никакого ответа.

— Что выходит из желудочного зонда? Есть ли свидетельства продолжающегося кровотечения?

Я посмотрел через занавеску, разделяющую стерильное операционное поле от головного конца стола. Наш резидент по анестезиологии сидел, даже скорее спал, явно загипнотизированный монотонным щебетанием мониторов. Маска сползла с его бородатого лица. Черт возьми! Старший анестезиолог завалился в кровать, как только пациент был заинтубирован, а это пресмыкающееся спит так же глубоко, как пациент.

— Доктор Ко-о-о-о-оэн! — прорычал я на него. — Эй, проснитесь! Это не вросший ноготь на пальце ноги, а серьезная операция.

Ответа не было, я невольно выругался про себя.

Только Радецки смотрел на меня, он был моим единственным союзником в нашей вечной борьбе против природы, смерти, администрации, небрежности и этих клоунов. Я посмотрел вокруг, операционный техник тоже была сонной, ее полузакрытые глаза уставились на зеленую плитку. Когда в последний раз я оперировал с настоящей операционной сестрой? С такой, которая бы знала ход операции, распознавала ее этапы лучше, чем шеф-резидент, и вручала вам правильные инструменты еще до того, как вы их попросите. Это было много лет назад, в другой стране.

В этом госпитале всех интересуют только деньги, экономят на всем. Операционного техника можно обучить за год, это вам не несколько лет для обучения зарегистрированной медсестры. Техникам платят гроши по сравнению с зарплатой настоящей операционной медсестры. Кого волнует, что они ничего не знают об операции? Техники дешевы — только передают инструменты, но они и этого не могут сделать как следует в перчатках не по размеру, чтобы сохранить искусственные ногти.

— Давай начнем с ваготомии, Павел, у тебя пятнадцать минут, потом я возьму операцию на себя.

Я посмотрел на часы на стене, было семь утра, скоро придут хирурги на дневные операции, будут ворчать на нас и торопить.

— Теперь потяните ретрактор, — сказал я Джону, показывая рукой, как надо. Радецки мобилизовал левую долюпечени и обнажил пищевод, там скрыты два блуждающихнерва, соединяющие мозг с желудком. Вы пересекаете ихдля прекращения продукции желудочной кислоты и таким образом излечиваете язву. Радецки сделал это отлично: он продвинул указательный палец позади пищевода иподнял правый нерв. Его лицо было рядом с моим, оно дышало теплом. Какой парень! Напрасно я ругал его.

— Хорошо, доктор Радецки. Отличная работа! Ваша мама в Польше гордилась бы вами. Мы сделали ваготомию, теперь, давай, оставим большую салфетку здесь и разберемся с язвой.

— Доброе утро, господа!

Не поворачиваясь, я узнал громкий голос Махмуда Сор-ки. Что он делает здесь, в моей операционной, так рано?

— Доброе утро, доктор Сорки. Что вы хотели? — Я повернул голову, в то время как мои руки все еще находились в животе пациента.

— А! Радецки, — начал Сорки, — это вы здесь забавляетесь! Большая операция, а? Но вы знаете, что делаете ее не с тем хирургом? Это больной не Зохара, а мой.

Сорки продолжал обращаться к Павлу.

— Господин Пеллегрино — пациент доктора Сусмана, потом он был передан мне. В приемном напортачили, иникто не поставил меня в известность. Я помогу вам закончить эту небольшую операцию, с моей помощью вывыйдете отсюда через тридцать минут.