Жизнь номер два

В любом случае дело уверенно двигалось к концу. Причем к такому концу, который и торжество законности и порядка обеспечил бы, и меня бы лично более чем устроил. Единственным, что во всем этом благолепии меня несколько напрягало, оставалась необходимость дать убийцам возможность напасть первыми. Нет, вроде все предусмотрено — и монахи должны им магическую силу поуменьшить вплоть до полной ее блокировки, и расколоть убийц по горячим следам после этакого провала проще будет, но все равно… Как-то страшноватенько, чего уж там. А с другой-то стороны, куда ж я теперь с подводной лодки денусь? Ну хорошо-хорошо, не с подводной лодки, а из осажденной крепости, но суть от того не меняется. Ладно, переживу.

…Время решающих событий неумолимо приближалось. Отец уже объявил за очередным завтраком, что вот уже через неполную седмицу я уезжаю в Германию, в тот же день в доме появился новый жилец — доктор Штейнгафт. Его прибытие залегендировали желанием доктора не только поучаствовать в моих проводах, но и написать несколько рекомендательных писем немецким профессорам, Рудольф Карлович даже вскользь упомянул, что не взял с собой медицинские артефакты и инструментарий. А что, дезинформировать противника, так уж дезинформировать, тут любой самый мелкий штришок в общей картине лишним не будет.

В общем, все, что можно предусмотреть, мы предусмотрели, половину того, что предусмотреть нельзя, предусмотрели тоже, да и получилось у нас все, но… Как-то оно не совсем так вышло, как, впрочем, оно в жизни сплошь и рядом случается.

Глава 24 От чего ушли, к тому пришли

О-о-ох… Голова… Голова болела. Не как «после вчерашнего», а по-настоящему. Кажется, я ею неплохо обо что-то твердое приложился. Ладно, есть в этом и свои плюсы — если голова болит, значит, ты еще живой и в сознании, а это уже не так и плохо. Ободренный первыми результатами самодиагностики, я решил пойти дальше и попытался открыть глаза. Не скажу, что удалось мне это сразу, но все-таки удалось.

Та-а-ак… Где-то я уже эти синие глаза видел… И не только глаза, все лицо тоже… Ну да, точно, здесь же, на этом самом месте и видел.

— Лида? — звук собственного голоса больно ударил по ушам. Да уж, неслабо меня приложило…

— Я, Алексей Филиппович, — с улыбкой подтвердила девушка. — Спасибо, что не забыли.

Ага, ее забудешь… Вот же как получилось — от чего ушли, к тому и пришли…

— Как вы себя чувствуете? — о, вот и доктор Штейнгафт нарисовался. Ну точно, все повторяется!

— Спасибо, Рудольф Карлович, не очень. Живой еще, и то радует.

— Вы помните, что с вами случилось?

— Помню…

Ну да, помню, как тут не помнить… Подловили меня на лестнице, очень грамотно. Я, чтобы как-то скрасить себе безделье, решил уделить упражнениям с шашкой несколько больше времени, чем обычно и уже вскоре после завтрака направился в гимнастическую залу. Вот когда я второй этаж уше прошел и спускался на первый, мне навстречу вышла Ирина.

— О, братец, а я как раз тебя искать иду!

Я не успел ответить, как меня атаковали со спины. Слава Богу, предвидение сработало, удар мануалом я почувствовал заранее и то едва успел, повинуясь какому-то непонятному мне самому наитию, повернуться, выхватить шашку и выставить ее перед собой.

Только это оказался не удар. На меня шло постоянно нарастающее давление, больно сжимавшее ребра, да еще, так сказать, с подогревом — припекало довольно ощутимо. Не могу сказать, сколько это продолжалось, по мне, так целую вечность.

Из-за сдавленной грудной клетки и обжигающе горячего воздуха дышать становилось все тяжелее, глаза обильно слезились, руки дрожали, но почему-то мне казалось жизненно важным удерживать шашку, как будто ожившую и так и норовившую вырваться из руки.

Как-то неожиданно и внезапно все это кончилось. На меня накатила слабость и не успел я с облечением вздохнуть, как тут же получил удар сзади под коленку и полетел…

— На вас было оказано кратковременное термобарическое воздействие, — в привычной для себя манере пояснил доктор Штейнгафт, — а затем вы ударились головой о ступени.

— Да-да. Помяли, поджарили и на лестницу уронили, — пересказал я слова доктора по-простому.

— Так сказать можно тоже, — неожиданно покладисто согласился немец. — Сестра Лидия, подайте лед, пожалуйста.

В руках Лиды оказался изрядных размеров тюк свернутого много раз сукна. Развернув его, девушка достала кожаную подушку, обернула ее полотенцем и подала доктору.

— Это поможет избавиться от боли, — пояснил доктор, прилаживая подушку со льдом мне под голову. Ай, х-холодно… — Необходимые для полного излечения артефакты я задействовал, думаю, через полтора часа вам можно будет встать.

— А где все? Что вообще в доме происходит? — если уж Рудольф Карлович не запрещает мне говорить, надо этим пользоваться.

— Господин губной пристав собрал всех в столовой. Но меня сразу отпустил, чтобы я с вами был. И я не знаю ничего больше.