Жизнь одного химика. Воспоминания. Том 1. 1867-1917

Закончив все экзамены и сдав свою должность помощника заведующего лабораторией кап. А. В. Сапожникову, я вместе с женой выехал из Москвы за неделю до начала семестра в Мюнхен. Двух детей, Дмитрия и Анну, (3 и 2 лет) мы оставили в Москве, у матери жены, которая была очень счастлива иметь их у себя, а мы были совершенно спокойны, оставляя их в таких надежных руках. Во всяком случае, жена предполагала оставаться заграницей не долго, так как в сентябре предполагалось, что мы будем иметь еще прибавление семейства. Мы выехали из Москвы на Варшаву и должны были проехать границу в Александрове почти через 2-е суток; но это путешествие не было утомительно, потому что мы ехали в отдельном спальном купэ международного вагона, а интересного было много, так как нам никогда еще не приходилось быть в Западном крае. Первое затруднение встретилось на немецкой границе, когда мне пришлось разговаривать с немецкими таможенными чиновниками. Дело в том, что я в то время очень плохо мог объясняться по-немецки. Я мог читать немецкие химические книги, но говорить по-немецки для меня представляло большие затруднения, хотя я за два месяца до отъезда брал разговорные уроки немецкого языка. Когда в Берлине мы вышли с вокзала, то никак не могли объяснить, куда нас надо доставить. Я помню, что вместо соответствующего вокзала мы попали в какой-то ресторан, где пообедали и где лакей дал нашему извощику нужные указания. Хотя я и взял билет на Мюнхен, но мы сели не на прямой поезд, а должны были сделать пересадку в Лейпциге. Мы этого не знали и совершенно беззаботно в вагоне 1-го класса организовали чаепитие, угостив чаем одного симпатичного пассажира. Каково же было наше удивление, когда в Лейпциге кондуктор сообщил нам о необходимости пересесть в другой поезд. Только с помощью нашего спутника нам удалось во время перенести все вещи. С большим удобством мы добрались до Мюнхена, любуясь культурой полей, виноградников и красивыми пейзажами и остановились в хорошей гостиннице напротив вокзала.

Напившись кофе, я тотчас же отправился в химическую лабораторию, которая помещалась недалеко от вокзала.

Профессор Байер находился в то время в лаборатории для кончивших студентов, которые должны были делать диссертации на степень доктора философии (эта степень отвечала нашему кандидату прав). В шляпе и в пальто он стоял посреди комнаты и разговаривал с другими профессорами. Я подошел к нему и выждал, когда он обратит на меня внимание. На его вопрос я назвал свою фамилию, тогда он поздоровался, не подав мне руки, и очень сухо сказал: «Только просьба моего старого друга и товарища г. Шишкова заставила меня взять вас под свое руководство и дать вам тему для научной работы». После этого он подвел меня к одному из свободных столов и сказал, что здесь я буду работать. Через короткое время он позвал меня в свой рабочий кабинет, где у него работал только один его личный ассистент др. Виллигер, и спросил меня, в курсе ли я его последних работ по терпенам. Я ему ответил, что знаком только отчасти, но что эта область углеродов разрабатывается в России проф. Е. Е. Вагнером, и мне не раз приходилось слышать его интересные доклады в нашем химическом обществе. Не знаю, понял ли Байер мой немецкий язык, так как описанные мною происшествия по пути в Мюнхен достаточно свидетельствовали о моем полном неумении излагать на этом языке мои мысли. Но, конечно, в химических разговорах мне было легче ориентироваться, ибо мне приходилось читать много немецких химических работ. Тогда Байер предложил мне изучить строение карона, и, познакомив меня с своим ассистентом, прибавил, что все указания я могу получать у него и когда надо приходить в его кабинет. Когда я вышел из кабинета Байера, я почувствовал, что брошен на произвол судьбы в безбрежное море с очень слабым умением плавать. Я был не в состоянии припомнить, что такое из себя представляет карон и что с ним надо делать, чтобы доказать его строение. Я был еще более удивлен, когда на мой вопрос, когда я могу приступить к работе, Байер ответил:

— Сегодня, а исходное вещество вы получите от инспектора лаборатории.

Это совсем не вязалось с моей русской натурой, которой надо было некоторое время, как говорят, раскачаться, чтобы приступить к такой серьезной работе. Но, как воспитанник сурового военного режима, я не посмел откладывать до завтра с выполнением приказа моего учителя и тотчас отправился знакомиться с суб’ектом, которого Байер назвал таким высоким титулом. Этот «господин инспектор» оказался настоящим немецким фельфебелем в отставке, как по своему внешнему виду, так и по манере обращения с нами, будущими учеными. Он уже знал о моем прибытии, заявил мне, сколько денег я должен немедленно внести ему за место в лаборатории, всучил мне правила работы в лаборатории и выдал вещество, которое должно было быть исходным материалом для моей работы.