Жизнь одного химика. Воспоминания. Том 1. 1867-1917

С невеселыми думами я отправился в гостинницу. Мое мрачное настроение усугублялось еще тем, что надо было в этот же день искать помещение для житья, так как жизнь в гостиннице стоила очень дорого. Мы решили тотчас же после обеда отправиться осмотреть рекомендованные нам пансионы. Здесь нам повезло, и мы очень быстро наняли большую комнату с полным пансионом, в которую могли на другой день утром переехать. Это был пансион «Квизизана», — в нем я прожил все время моего пребывания в Мюнхене, так как он оказался и не дорогим, и довольно хорошим.

На другой день, в 8 часов утра, я явился в лабораторию и приступил к работе. Др. Виллигер был очень любезен и объяснил мне, что мне предстоит сделать синтез карона, строение которого еще не установлено; чтобы выяснить его строение, необходимо будет изучить реакции, главное, подвергнуть его окислению) и на основании полученных продуктов окисления выяснить окончательно его строение.

Помещение, в котором мне пришлось работать, было приспособлено для работы, примерно, 18 студентов; но в этой же комнате, с разрешения проф. Байера, работали также и лица, эту степень уже имеющие; такими лицами были др. Вилынтеттер и др. Бесгорн. В числе работающих были несколько иностранцев: М. Гомберг, англичане Пиккард и Кох, один бразильянец, один швейцарец. Только я работал под руководством Байера, все остальные работали на темы, которые были даны другими профессорами, — Тилле, Кениге и Эйнгорн. Работа начиналась в 8 часов утра и продолжалась до 6 часов вечера; позднее можно было оставаться только в исключительных случаях и только с разрешения лабораторного начальства. Порядок в лаборатории был установлен образцовый, и за всякое его нарушение был установлен штраф, размеры которого доходили до 10 марок (2.50 дол.). Штрафы платить не хотелось никому, и потому все правила были строго соблюдаемы и в штрафной кассе почти никогда не было монет. Мой рабочий стол, длиною до двух метров, был вполне достаточным для выполнения заданной мне темы; организация остальных помещений в лаборатории давала такие удобства для работы, которые нельзя было сравнить с тем, что представляли в то время наши российские лаборатории, а в особенности моя в Артиллерийской Академии. Мы могли в 12 часов дня идти на обед, причем от нас зависело, сколько времени нам надо для этой цели. Несомненно, что этот обычай уходить на некоторое время из лаборатории на свежий воздух был очень полезен для здоровья работающих, которые проводили целые дни в химической лаборатории.

Я решил прослушать полный курс органической химии, который читал А. Байер, а во втором семестре — специальный курс проф. Тилля об ароматических соединениях. Проф. Байер читал органическую химию для химиков и для студентов-ме-диков и фармацевтов. Его курс не представлял для меня ничего нового, но мне хотелось из уст этого знаменитого химика выслушать его теоретические объяснения многих химических реакций, а также познакомиться с его систематикой органических соединений. Аудитория была всегда полна и имела около 200 слушателей; лекции были просты и понятны, не изобиловали фактами и сопровождались всегда искусными опытами, которые были выполняемы его старым ассистентом, работавшим с ним в течении 40 лет. После всякой лекции профессор получал громкие апплодисменты. Его лекции начинались каждый день, кроме субботы, в 8.15 часов утра и продолжались до 9 часов; он ни разу не пришел позднее указанного времени. Лекции проф. Тилля были очень полезны для меня, и я с большой пользой их прослушал и все записал; в своих лекциях он придерживался «Органической химии» Виктора Майера и Якобсона.

Почти каждый день утром проф. Байер подходил ко мне в лаборатории и спрашивал о ходе работы. Байер держался очень гордо, имел генеральский вид, и мы все должны были называть его «Herr Geheimrat» (г. тайный советник), а не «г. профессор», что было для меня необычно, так как в России звание профессора считалось гораздо выше всех чинов. Его боялись, но и уважали, и всякое его обращение к кому бы то ни было оцеивалось, как большое со стороны его внимание. По лаборатории он ходил всегда в легком пальто и в шляпе; ему было в то время 63 года, но он был бодр, и симпатичные черты его лица выражали большую энергию и сильный характер. Хотя на экзаменах он был очень строг, но его вопросы экзаменующимся касались только сути дела, а не каких-либо мелочных фактов предмета. Он не раз спрашивал меня на счет лекций проф. Н. А. Меншуткина, русскую книгу которого он имел.

«Неужели, — говорил он мне, — студенты Петербургского Университета должны знать этот курс органической химии, который содержит 700 печатных больших страниц? Я сам не был бы в состоянии удержать в голове весь этот материал».