Жизнь одного химика. Воспоминания. Том 2

Вечером 15 мая состоялось заседание Немецкого Химического Общества, на котором присутствовало громадное число членов и гостей (громадная аудитория была переполнена. Из русских химиков, кроме меня, присутствовали В. Н. Кре-стинский, А. Маковецкий, Д. Прянишников и др. Президент Общества в своей речи приветствовал «именитых представителей химической науки великой России» и говорил о необходимости сотрудничества Германии и России в деле возрождения научной работы. Пока существует Версальский договор, — заявил он, — восстановление интернациональных научных сношений в полном об’еме невозможно, но мы надеемся, что мир постепенно образумится. Соглашение в Раппалло — счастливый этап на этом пути. От лица русских химиков я ответил ему краткой речью, в которой старательно обошел молчанием все политические намеки. Подчеркнув огромное влияние, которое на протяжении двух столетий немецкая наука оказала на развитие науки русской (это влияние я сравнил с ролью катализатора в химических процессах), я выразил уверенность, что это благотворное влияние немецкой науки будет продолжаться в будущем. «Тяжелый путь, пройденный нами, — говорил я, — нас закалил. Мы многому научились, и я должен сказать, что во всех нас живет твердая вера, что великая Россия снова займет надлежащее место среди цивилизованных стран и что' русский гений обогатит человечество великими идеями, как в науке, так и в области искусства».

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ ПЕРВЫЕ ВПЕЧАТЛЕНИЯ НА РОДИНЕ

Ввиду полного отсутствия в России одежды и обуви я решил закупить в Германии возможно больше разных вещей: чулок, башмаков, белья и т. п. Но так как в Германии тоже не было избытка таких вещей, то были установлены вывозные пошлины и багаж подлежал строгому осмотру специально для этого назначенных чиновников. Для большего удобства этот осмотр можно было делать в Берлине, — надо было лишь заявить об этом в соответствующее учреждение и тогда в назначенный день присылали на квартиру двух чиновников, которые производили осмотр, определяли пошлину, а затем опечатывали сундуки. В России до войны господствовало убеждение, что чиновники в Германии взяток не берут, но война изменила нравы. Добрые друзья нас предупредили, что для того, чтобы осмотр был поверхностным, надо хорошо угостить чиновников с выпивкой; полезно также дать им соответствующий подарок, но что, конечно, все это надо делать осторожно и деликатно. Все случилось, как было предсказано, — и все остались довольны приятным времяпрепровождением, и сундуки были запломбированы. Нельзя было винить и чиновников, которые, как они рассказали нам, получали такое ничтожное содержание, что были не в состоянии даже прокормить свои семейства. Вообще в то время рабочему классу в Германии жилось очень трудно. 1921, 1922 и 1923 годы были ужасными для среднего и рабочего классов; один работник в парикмахерской рассказывал мне, как он живет и питается; будучи холостым он едва в состоянии прокормить себя, причем не может мечтать о настоящем масле, ветчине и пр., а употребляет только маргарин, черный хлеб и самую дешевую колбасу. Положение в Германии стало улучшаться только с 1924 года, когда было установлена твердая валюта.

Обратно в Россию я ехал вместе с Генуэзской делегацией. Нам предоставили специальный вагон до Риги, — вследствие чего наше путешествие было очень приятным и удобным. В виду того, что мы являлись делегацией, никаких осмотров на таможнях не производилось, и я напрасно беспокоился в Берлине относительно осмотра тем более, что я имел дипломатический паспорт. По прибытии в Ригу нам пришлось до вечера дожидаться поезда, и мы провели день в осмотре города.