Жизнь одного химика. Воспоминания. Том 2

В. Н. Переверзев, с просьбой, помочь им наладить работу ГОНТИ, которая после моего ухода идет ненормально. Я предложил им тогда назначить ответственного директора, потому что я не в состоянии уделять много времени этому Институту. Они согласились на это, но чтобы не потерять меня, предложили сделать меня президентом этого Института и просили меня при этом, чтобы я, приезжая в Петроград, посещал Институт и входил в рассмотрение его дел и нужд. После этих переговоров, директором Института был назначен Н. Ф. Дроздов, а я получил почетное звание Президента. После этого назначения в жизни Института начали обнаруживаться такие явления, которые совершенно не имели места во время моего директорства. Примерно, за 10 месяцев в Институте было зарегистрировано 14 краж, причем во время одной из них был убит один служащий. Мне стало это известно только после моего возвращения из заграницы. Когда я посетил Институт, директор доложил мне обо всех происшествиях и заявил, что при таких обстоятельствах он не может далее оставаться на своем посту. Некоторые из этих краж поражали дерзостным их исполнением. Так, например, в одну ночь было украдено 14 ведер спирта, несмотря на то, что у ворот Института было ночное дежурство. Другой раз из подвала Института было украдено более двух пудов сахара, который был отпущен для военных кашеваров, обучающихся в Институте. Чтобы проникнуть в подвал, надо было отпереть несколько дверей, и это обстоятельство наводило на мысль, что всеми этими кражами руководит кто-нибудь из служащих в Институте, хорошо знакомый с хозяйственной частью. После каждой кражи немедленно делались заявления в полицию и следственным властям, но розыски не давали никаких результатов. С первого же взгляда представлялось странным, почему во время моего директорства не было совершенно ни одной кражи, а после моего ухода они стали обычным явлением. Зная, взаимоотношения лиц, стоящих около хозяйственных дел, я нашел причину: помощник директора по хозяйственной части Н. П. Демидов не доверял заведующему хезяйством Института Ник. Ст. Кудрявцеву, а последний терпеть не мог Демидова и не особенно уважал директора Дроздова за его строгий характер. Наоборот, Кудрявцев чувствовал ко мне особую любовь и относился ко мне с особым вниманием, исполняя все мои приказания не за страх, а за совесть. После моего ухода, в отместку своему новому начальству, он сквозь пальцы смотрел за своим унтерштабом. Я не имею никаких оснований подозревать его в организации этих краж, так как следствие, а впоследствии и народный суд не могли установить его участия в кражах. Но с моей точки зрения Кудрявцев должен был бы понести наказание за небрежное отношение к своих обязанностям, потому что он являлся ответственным лицом, как по хранению имущества, так и по наблюдению за лицами, находящимися в его подчинении.

Ненормальная жизнь в ГОНТИ обратила на себя сугубое внимание как со стороны НТО, так и РКК (Рабоче-Крестьянской Инспекции). Коллегия НТО назначила особую комиссию для обследования Института, а РКИ, с своей стороны, прислала особых ревизоров, которые должны были во всех подробностях выяснить условия жизни и работоспособности Института. В то время большую должность в РКИ занимал мой бывший ученик по Михайловскому Артиллерийскому Училищу, Александр Антонович Трояновский. Вероятно, вслед-ствии большого уважения к моей личности Трояновский не хотел назначить ревизию Института, в котором я ранее был директором, не переговорив предварительно со мною* на эту тему. Я был удивлен, когда я был вызван по телефону из РКИ и в говорившем со мною я узнал своего бывшего, ученика Трояновского. Сговорившись со мной, он приехал ко мне в кабинет в НТО; увидев его, я вспомнил, что он не только слушал мои лекции, но и очень хорошо работал в лаборатории по химии. Он окончил Артиллерийское Училище в 1904 году, русско-японскую войну, и с тех пор (18 лет) мне не приходилось с ним встречаться. Но он имел очень характерные черты лица, отличные от русского типа, и потому вероятно я очень легко мог воскресить в своей памяти бывшего юнкера и моего ученика. Мне придется не раз возвращаться к характеристике этого человека, а здесь я ограничусь только тем, что отмечу очень доброжелательное ко мне отношение и желание с его стороны оградить меня от всякого беспокойства по поводу назначения ревизии. Я с своей стороны об’ясиил ему, что я очень рад этой ревизии, так как она прольет свет на ненормальное положение в Институте, и что я вовсе не хочу прикрывать грехи лиц, которые вели управление Института после моего ухода. Коллегия НТО, прибавил я, тоже примет соответствующие меры для упорядочения работы в Институте.