Жизнь одного химика. Воспоминания. Том 2

Я сообщил ранее, что Ленин не мог выслушать летом 1922 года моего доклада о поездке заграницу, так как был болен после случившегося с ним удара, и доктора строго-настрого запретили ему заниматься какими-либо делами, хотя он был в полном сознании. Но в начале осени он настолько поправился, что доктора разрешили ему принимать некоторое участие в делах, строго ограничив, конечно, время работы. От секретаря Совнаркома Н. П. Горбунова я получил тогда записку, в которой он писал мне, что Владимир Ильич считает очень полезным, чтобы я написал для широкой публики два фельетона в «Правде», в которых описал бы все виденное и слышанное относительно экономического и технического развития промышленности. Для меня написание таких двух фельетонов не представляло трудностей, так как вскоре по возвращении из заграницы меня просили в ВСНХ прочитать лекцию о моем путешествии в Москве, в зале Советов (бывшее Дворянское Собрание). Моя лекция собрала много народа и вызвала оживленный обмен мнений. Я отметил в своей лекции, что в Германии после войны химическая промышленность обогатилась новыми процессами, весьма важными для мирного времени, установление которых и в нашей стране крайне желательно. Принимая же во внимание наши дружественные отношения с Германией, можно надеяться, что мы могли бы получить от немцев техническую помощь. Одному из присутствующих моя речь очень не понравилась. В резких выражениях он упрекал меня в пристрастии к немцам и, не пожелав выслушать мои раз’яснения, демонстративно ушел с лекции. Впоследствии эта моя речь была напечатана в журнале «Наши Достижения», который был создан А. М. Горьким. Эта речь послужила мне материалом и для составления двух фельетонов в «Правде», которые предназначались для широкой публики и должны были отличаться простотой.

В. И. Ленин был очень доволен этими фельетонами и просил через Горбунова, чтобы я время от времени сообщал кое-что широкой публике о достижениях в химии. В это время его здоровье настолько поправилось, что он решил выступить с большой речью на одном из больших заседаний не то Московского Совета, не то ЦИК’а. Кроме того он председательствовал в Совете Народных Комиссаров, где в его присутствии разбирался вопрос о предоставлении Уркарту концессии на Урале для добывания меди, свинца и серебра на Уральских, Кыштымских и Ридигерских заводах. Этот вопрос был внесен Красиным, которого я, будучи в Лондоне, помирил с Уркартом. Красин для проведения этой концессии приехал в Москву и очень энергично защищал необходимость концессии, но потерпел фиаско: Уркарт концессии не получил. С этого времени началось падение престижа Красина в коммунистических кругах, — в особенности после одной фразы, которую он позволили себе сказать на одном многолюдном собрании:

«Вы требуете, — заявил он, — чтобы работа шла четко и быстро, а сами присылаете мне на ответственные места молодых партийцев, ничего не понимающих в деле, которое им поручается. Пришлите мне одного спеца, — не партийного, но хорошо знающего дело, — и он заменить шесть коммунистов».

Эта фраза вызвала большое негодование в партийных кругах, и Красину ее никогда не забыли. Какая разница: Ленину не поставили в вину, когда он за хорошего спеца готов был отдать десять коммунистов, а Красину не хотели простить и шести!

Во время одного из заседаний Президиума ВСНХ ко мне обратился Смилга и сказал:

— Я был вчера у Ленина на докладе, и он просил сказать Вам, что просит Вас придти к нему как-нибудь вечерком, неофициально, выпить чашку чая и поговорить о разных технических вопросах. Только надо созвониться через Горбунова, в какой из ближайших вечеров будет более удобным устроить свидание.

На другой-же день я позвонил Горбунову, и он сказал мне, что непременно мне позвонит, когда я должен вечером посетить Ленина. Но этому не суждено было случиться. Через несколько дней у Ленина был второй удар, он лишился сознания и речи и ему уже не суждено было возвратиться к работе; с небольшим через год он скончался, и за этот промежуток времени он не владел речью, и мог с трудом понимать только самые обыденные вещи.