Жизнь одного химика. Воспоминания. Том 2

Получив это приглашение, я подал рапорт Куйбышеву, испрашивая от него указаний, как я должен поступить в подобном случае. Куйбышев не сделал никаких возражений относительно моей поездки в Германию для указанной работы, но передал все дело своему заместителю Рухимовичу и предложил ему выяснить, на каких условиях будет происходить моя работа в Германии. По правде сказать, я не ожидал, что получу разрешение на работу вне СССР, но, вероятно, чтобы загладить неприятное впечатление от необ’яснимого удаления меня с высоких постов, которое создалось в различных кругах, как служебных, так и общественных, было решено сделать мне это приятное удовольствие. В разговоре с Рухимовичем было принципиально установлено, что я не могу отсутствовать целый год, а могу не более трех раз в год на сроки каждый раз около 1 месяцев совершать поездки для работы в Германии. Я со своей стороны добавил, что я соглашусь работать с этой фирмой только при условии, что все мои открытия и изобретения будут безвозмездно принадлежать СССР. Я получил разрешение поехать в Берлин на три недели для переговоров, о результатах которых должен был доложить Президиуму ВСНХ.

Уже в конце 1926 года, когда в значительной степени сократилась моя деятельность в Москве, я начал предпринимать шаги для создания специальной лаборатории для работ по катализу и по высоким давлениям. Моя маленькая лаборатория высоких давлений в Академии Наук, помещавшаяся частью! в моей квартире, частью во втором этаже того-же дома, не могла служить для правильной постановки и развития этой важной отрасли химической промышленности. В это время вопрос о перенесении лаборатории ГОНТИ на территорию Опытного Химического завода на Ватном Острове и об его слиянии с Институтом Прикладной Химии был решен окончательно и громадное здание приспособлялось для размещения отделов переносимого Института. В заседании правления Института по Прикладной Химии я убедил его членов в необходимости немедленно приступить к установлению работ под высокими давлениями и предложил свои услуги стать во главе этого дела и найти средства для получения необходимого оборудования. Для начала исследований я просил две-три комнаты в новом здании на Ватном Острове для себя и двух-трех сотрудников. Благодаря директору Института, академику |Курнакову, начальнику завода Б. К. Климову и другим членам правления было решено удовлетворить мою просьбу и со следующего года внести в смету также предполагаемые расходы по оборудованию новой лаборатории высоких давлений. Вот почему я считаю, что год 1927 надо считать за год основания Института

Высоких Давлений, который скоро получил самостоятельное существование, отделившись от Института по Прикладной Химии.

При слиянии ГОНТИ с Институтом Прикладной Химии я поднял вопрос о прекращении деятельности отдела порохов и взрывчатых веществ, который оставался в ГОНТИ после войны только потому, что Лаборатория взрывчатых веществ в Артиллерийской Академии и Лаборатория Морского Ведомства не функционировали надлежащим образом. Я предлагал перенести все оборудование Отдела порохов и взрывчатых веществ в Лабораторию» Артиллерийской Академии, где в то время заведующий лабораторией А. В. Сапожников приступил к развертыванию научно-технических работ по заданиям Главного Артиллерийского Управления. Я мотивировал это сосредоточение работ по взрывчатым веществам в военном ведомстве, потому что оно здесь будет находиться под контролем специалистов, между тем, как в НТО представлялось очень трудным осуществить этот контроль. Новая Коллегия НТО отнеслась сочувственно к моему предложению, но для окончательного решения предложило собрать в Ленинграде особое заседание и обсудить во всех деталях этот вопрос. На этом заседании было принято мое предложение и отдел взрывчатых веществ в ГИПХ’е был ликвидирован, а инвентарь и весь персонал передан в Артиллерийскую Академию.

В начале января 1927 года я получил окончательное разрешение вступить в переговоры с Компанией Bayerishe Stickstoff Werke. 20-го января я выехал из Москвы, предварительно уведомив телеграммой д-ра Н. Каро, что я получил разрешение от моего правительства начать совместную работу по установлению в их лаборатории иследований по методу высоких давлений. На вокзале я узнал, что с этим же поездом и в том же вагоне со мной едет, сначала в Берлин, а потом в Америку, Ю. J1. Пятаков. На вокзале собралось много народа, чтобы проводить Пятакова в дальнее и ответственное путешествие. Дружное «ура» провожало наш отходящий поезд. Пятаков пользовался доброю репутацией среди своих сослуживцев.

Когда поезд тронулся, то Пятаков был удивлен, увидев меня и сказал, что очень рад ехать со мной вместе и через некоторое время зайдет ко мне в купэ, в котором я был один; его сопровождал его личный секретарь, Москалев, очень преданный ему человек.