Жизнь одного химика. Воспоминания. Том 2

После общего собрания всех комиссий московские делегаты пригласили академиков, участвующих в комиссиях на обед в Европейскую гостинницу. Я думаю, что настроение у многих старых академиков во время этого пиршества (обед был великолепен и сопровождался хорошими винами) было не особенно веселое, так как чувствовалось, что мы присутствуем на тризне по старой свободной Академии, где ее члены были несменяемымыи до своей смерти. Разве можно было предполагать, что большевики оставят безнаказнной такую выходку, которую» позволил себе, например, академик Марков во время царского режима: когда Синод отлучил графа Льва Толстого от церкви, то академик Марков послал прошение в Синод, чтобы его тоже отлучили из лона православной церкви, так как он таких же убеждений, как и Толстой. Его прошение в Синод было напечатано во всех газетах, но Марков не был исключен из членов Академии. Во время обеда много говорили о плодотворной работе будущей Академии Наук СССР; в особенности этим отличались речи акад. Ольденбурга и Марра. Только в короткой речи акад. А. Н. Крылова можно было уловить некоторую иронию по отношению к новой Академии. Он вставил в свою речь одну фразу, в которой подчеркивалась разница между двумя обращениями: «Государь», и «Милостивый Государь». Не знаю, заметили ли другие присутствующие на обеде эту тонкую! иронию.

После того, как были намечены новые кандидаты в Академию Наук, Отделениям Академии предстояло подвергнуть их баллотировке, и в случае получения ими надлежащего числа избирательных голосов, они должны были баллотироваться в Общем Собрании Академии Наук.

Так как число намеченных кандидатов в точности соответствовало числу свободных кафедр по разным дисциплинам, то баллотировка в Отделениях и на Общем Собрании сводилось только к формальности. Но, конечно, в Отделениях те академики, которые не присутствовали в комиссиях могли не соглашаться с оценкой научных трудов намеченных кандидатов и голосовать против них. Я не знаю, что происходило в другом отделении, но у нас в Физико-Математическом Отделении дело не обошлось без некоторых споров. Когда в Отделении стала обсуждаться кандидатура доктора Заболотного (еще до войны 1914 года известного своим участием по ликвидации чумы в южных губерниях России), то акад. И. П. Павлов высказался в резкой форме против проведения его в академики. Он очень подробно рассказал об его печатных трудах, s которых он не находил абсолютно ничего научного.

«Если таких ученых набирать в Академию, то это будет не научное учреждение, а Бог знает что, — сказал И. П. — Вообще, —- прибавил он, — за преобразование Академии берутся люди, которые ничего в науке не понимают и не отдают себе отчета, для чего должна существовать Академия. Вот недавно приезжал из Москвы какой то грузин, я не могу вспомнить его фамилии, знаю только, что он рыжий и тоже стремился показать, что он имеет заботу об Академии».

Этот «рыжий» приезжавший из Москвы был никто другой, как секретарь ЦИК’а, А. Енукидзе, ведавший всеми делами СССР, первое лицо после председателя ЦИК’а, Калинина. Он приезжал в Академию, потому^ что Академия СССР непосредственно подчинялась ЦИК’у^ Таково было отношение И. П. Павлова к советской власти, и он не боялся высказывать открыто и в Академии, и на своих лекциях свое отношение к большевикам. Конечно, он отлично знал, что его не тронут, так как слишком высоко стоял его научный авторитет во всем мире, но все таки не каждый, даже из таких научных светил, мог проявлять такую независимость в своих политических взглядах и сужедниях. Я припоминаю одну его лекцию, которую он прочитал студентам Медицинской Академии, когда приехал из Америки, куда был приглашен на физиологический Конгресс. На лекции он рассказал, что проехал через Европу, побывал в Америке, разговаривал со многими людьми, но нигде не слыхал, чтобы был какой-нибудь намек на всемирную революцию'. Нигде так плохо не живут люди, как в СССР и нигде так не стеснена мысль, как в нашей стране. На его лекции присутствовали агенты ГПУ, и потому через некоторое время он был вызван в ГПУ на Гороховую. Следователь задал ему ряд вопросов по поводу его вступительной лекции и записал ответы Павлова, подтверждающие его отрицательное отношение к советской власти. Когда следователь заполнил всю анкету ответами И. П., то он попросил его подписать. Но в анкете для подписи были две графы, одна для обвиняемого, а другая для свидетеля. И. П. спросил следователя, где ему надо подписывать, на что получил ответ: «подписывайте, как свидетель».