Когда акад. Павлов продолжал настаивать на том, чтобы отклонить кандидатуру Заболотного, то я попросил слово и высказал свое мнение, что теперь, когда комиссия из нескольких академиков решила публично выставить кандидатуру доктора Заболотного, то представляется крайне неудачным теперь его забаллотировать в Отделении. Я упрекнул Павлова, почему он не пришел в комиссию' и не постарался убедить членов в невозможности сделать Заболотного членом Академии. Я привел ему пример с проф. Вильямсом, кандидатура которого была снята после моего разговора с О. Ю. Шмидтом. К общему благополучию д-р Заболотный был выбран необходимым числом голосов и впоследствии был избран и на Общем Собрании. Но с одним кандидатом по Историко-Филологическому Отделению произошел скандал. Хотя он был выбран Отделением, но на Общем Собрании не получил надлежащего большинства и потому был забаллотирован. Так как этот кандидат был ставленником коммунистических организаций, то его забалло-тировка вызвала страшное возмущение в правительственных сферах и немедленно стали раздаваться голоса в печати, что необходимо снова произвести выборы этого кандидата, ибо факт его неизбрания будет рассматриваться, как контр-рево-люционное выступление Академии.
Возможно ли было при царском режиме нарушить право Академии по избранию выдающихся ученых в свои члены? Царь мог не утвердить избрание того или другого ученого в члены Академии, но предложить переизбрать уже забаллотированного кандидата, такого случая в анналах Академии не было. Достаточно вспомнить выборы в академики нашего гениального ученого Д. И. Менделеева, чтобы судить, с каким уважением относилось старое русское правительство к прерогативам Академии: Д. К Менделеев был избран в члены Академии Отделением Физико-Математических Наук, но в Общем Собрании, он при выборах не получил надлежащего большинства (не хватало одного голоса) и потому не прошел в Академию. Все хорошо знали причину этого неизбрания: в Историко-Филологическом Отделении членами академии состояли в большинстве прибалтийские немцы, которые боялись сурового характера Д. И. (надо припомнить, что и у Ломоносова отношения с немецкими членами Академии тоже были не совсем приятные) и решили его не пропускать в Академию'; вместо него был избран впоследствии Ф. Ф. Бейльштейн, тоже немецкого происхождения, но по своим научным заслугам стоявший несравнмо ниже Д. И. Но никто в правительственных сферах не поднял вопроса о необходимости нового переизбрания Д. И. Менделеева, да я вполне уверен, что он никогда бы сам не согласился на это. Впоследствии, когда ему не раз предлагали баллотироваться, он на отрез отказывался, и Академия была вынуждена избрать его своим почетным членом.
Когда происходили выборы новых академиков в Общем Собрании, я был в Германии. После заседания Академии я получил телеграмму от Ольденбурга о немедленном приезде в Ленинград; я ответил, что приехать сейчас не могу, но при первой-же возможности исполню приказание. Но когда я возвратился, то вопрос о перевыборах еще не был разрешен, и мне пришлось принять участие в дискуссиях по этому важному для существования Академии вопросу. Нам, старым академикам, стало известно, что если Академия не согласится на перевыборы, то ее участь будет решена не в пользу ее процветания: члены Академии будут доживать свой век, как пенсионеры, и будет создана новая Академия Наук на новых началах. Борьба Академии с советской властью представлялась совершенно бесполезной, так как в стране не существовало правового порядка, и все основывалось на произволе власть имущих. Новое общее собрание академиков согласилось на переизбрание забаллотированного кандидата и в следующем заседании он был выбран.
Осенью мне было приказано доложить в Совнаркоме о моих заграничных работах. В присутствии всех членов правительства под председательством Рыкова я сделал доклад об окислении фосфора водой под давлением и о получении солей фосфорной кислоты, когда вместо воды были взяты растворы щелочей или аммиака. Кроме этой работы, я указал на ту программу, которую! я имел ввиду выполнить во вновь организованной мною Лаборатории Высоких Давлений. Совнарком очень внимательно выслушал мой доклад, отметил мои работы, как выдающиеся, и постановил оказать мне материальную поддержку для создания самостоятельного Института Высоких Давлений. Собственно говоря, моя Лаборатори Высоких Давлений и без того являлась самостоятельной, так как я выхло-потывал себе средства для ее оборудования не через правление ГИПХ’а, а через другие организации. Кроме того, с 1927 года
я стал на свои деньги покупать оборудование заграницей и жертвовать его в Лабораторию Высоких Давлений.