Жизнь одного химика. Воспоминания. Том 2

Первое организационное заседание Военного Совета состоялось в Петрограде под председательством Кедрова. Он об’явил, что к 1-му апреля Военный Совет должен переехать в Москву, и что для этой цели будет назначен особый поезд, Был поднят вопрос о нахождении в Москве дома, где должен помещаться Военный Совет и Военно-Революционный Совет. Я указал, что очень удобным помещением для одного из указанных учреждений является Александровское Военное Училище. Было решено, что я поеду в Москву двумя днями ранее и обращусь к коменданту гор. Москвы, Г. Ягоде, причем Кедров, по моей просьбе, снабдил меня письмом к этому последнему, так как он меня, по всем вероятиям, не имел удовольствия знать.

По приезде в Москву я отправился к коменданту Ягоде, управление которого помещалось на Большой Никитской, в роскошном особняке Валина, который продал его А. И. Коновалову. Мне пришлось подождать некоторое время, так как Ягода отсутствовал; но как только он вошел в здание, я обратился к нему и изложил, какое поручение я имею ему передать. Он встретил меня очень недружелюбно (я был в штатском платье), но когда он прочитал письмо от Кедрова, то его обращение со мною стало более внимательным. На меня он произвел несимпатичное впечатление озлобленного человека, несмотря на свою молодость: ему нельзя было дать более 22-23 лет. Мое впечатление было таково, что не дай Бог попасть в лапки этого зверька, сознающего всю свою силу и свое безапелляционное положение. Наш разговор продолжался недолго, и он обещал исполнить данное мне поручение; и действительно оно было своевременно выполнено, и Военный Совет получил чудный дом князя Гагарина на Новинском и Смоленском бульваре. Как я и предполагал, Александровское Военное Училище было потом занято Военно-Революционным Советом.

Ягоду мне пришлось встретить еще один раз через 7 лет

на одном из секретных заседаний Реввоенсовета, куда я был приглашен для обсуждения вопросов по обороне Союза перед поездкой заграницу одной комиссии, куда я был назначен в качестве члена. Ягода был тогда членом коллегии ГПУ и в его наружности произошла большая перемена; он очень возмужал, пополнел и на его самодовольном лице ясно отражалось сознание собственного достоинства от занимаемого высокого положения. Он внимательно прослушал всю дискуссию, но не проронил ни одного слова во все время заседания.

Таким образом мне пришлось начать работу в Техническом Совете в Москве, но мне было разрешено ездить в Петроград, так как я был связан с Академией Наук и Артиллерийской Академией. В виду того, что проезд по железным дорогам представлял в то время громадные затруднения, я получил несколько предписаний за подписью Склянского на бланке Военного Совета, что я имею право бесплатно без всякой очереди ездить по всем железным дорогам в спальных вагонах, не беря билета. С таким предписанием я ездил несколько месяцев из Петрограда в Москву и обратно, и такое незаконное распоряжение исполнялось железнодорожниками, так как страна находилась в состоянии революции и никто не знал, кому какая власть принадлежала.

На первое время для организации Технического Совета, конечно, понадобилась усиленная работа, а, главное, надо было установить штаты Главных Управлений и порядок их докладов в Военном Совете. Как я сказал ранее, моими начальниками являлись Кедров и Склянский, которым я должен был ежедневно докладывать все текущие дела. Кедров принадлежал к числу чекистов и отличался большой жестокостью и суровостью. Достаточно было взглянуть на его черные глаза, горящие зловещим блеском, чтобы сразу определить необузданный и жестокий характер этого человека. Брюнет, высокого роста, неряшливо одетый, в высоких сапогах, постоянно с револьвером наружу, он своим взглядом наводил страх на всех подчиненных, — тем более, что он, — как тогда говорили, — сам лично расстреливал контр-революционеров. Впоследствии

это и оправдалось, — когда он был назначен в Архангельск, в качестве председателя Губ. Ч. К., для наведения порядка в этом городе после ухода англичан; он лично перестрелял там не мало народа. Лично ко мне он относился с должным уважением. На мое счастье его личным секретарем являлся мой ученик по Институту Гражданских Инженеров (его фамилию я забыл), тоже большевик, который имел ко мне большую симпатию. Он мне сказал, что ^!Кедров спрашивал его мнение обо мне, и он ему ответил, что мне можно вполне доверять, так как вся молодежь Института относилась с большим доверием и уважением к профессору, который во всех случаях справедливо и душевно относился ко всем нуждам студентов.