Жизнь одного химика. Воспоминания. Том 2

Вскоре после моего назначения начальником Технического Совета, я был вызван по телефону известным московским фабрикантом Н. А. Второвым, который просил меня принять его и поговорить о делах. Как уже было указано мною ранее, я очень ценил созидательную работу Н. А. и его деятельность во время войны для насаждения у нас отечественной химической промышленности. Я просил его заехать ко мне в Военный Совет, где мы могли спокойно обсуждать интересующие его вопросы в моем кабинете. Через несколько дней наше свидание состоялось, и из разговора с ним я сразу понял, какие вопросы его тревожат и какова цель его посещения. Это был апрель 1918 года, когда в воздухе уже носились определенные слухи, что большевики национализируют всю промышленность, что бывшие владельцы будут изгнаны, а заводы будут отданы в управление рабочим-коммунистам. На такого выдающегося организатора, каким являлся Н. А., такая перемена должна была произвести, конечно, удручающее впечатление, так как он предчувствовал, что будет выбит из коллеи своей многогранной кипучей жизни и будет обречен, в лучшем случае, на пассивную роль маленького работника. Мне представляется, что у таких организаторских натур, каким был Н. А., главная горечь при отнятии у них созданного ими большого дела обусловливается не потерей состояния, а сознанием того, что он стал ненужным, что вся его работа не только не оценена достодолжным образом, а, наоборот, признается вредной, экс-плоататорской, направленной только к своей личной выгоде, а не для государства. Будучи богатым человеком и еще не старым, он мог бы спокойно передать дело наследникам или другим людям и стать буржуем в полном смысле слова, наслаждаться жизнью в России или заграницей на проценты с нажитого капитала. Но была ли возможна подобная метаморфоза для такого человека, каким являлся Н. А. в нашей стране? Конечно, нет. Его натура не позволила бы ему отказаться от его деятельности, и если бы правительство брало бы почти все доходы с его предприятий, оставив ему только право вести дело, то я уверен, что он ни на минуту не задумался бы продолжать свое дело с таким же рвением, как это он делал ранее. У меня напрашивалось сравнение чувств и переживаний, которые должен испытывать делец-организатор той или другой отрасли промышленности, когда у него отнимают его деньги, не оставляют в его руках созданное им дело, — с тем состоянием, которое будет чувствовать человек науки, сделавший б ней интересные открытия, когда его лишат чинов, орденов и состояния, но предоставят возможность продолжать его научные исследования. Я не вижу здесь. никакой разницы в

переживаниях. Организаторский талант людей должен быть ценим в жизни государства не менее, чем творческий талант в науке и технике, и только близорукостью и демагогическими приемами можно об’яснить изгнание и расстрел многих талантливых русских людей, виной которых было лишь их буржуазное происхождение.

В. И. Ленин как то изрек знаменитую фразу: «Дайте мне хорошего специалиста, который обещает честно работать, так я не променяю его на десять коммунистов, которых заслуга состоит в том, что они поступили в партию». А разве с’уметь организовать дело не есть очень редкая специальность?!

Вся речь Второва сводилась к одному вопросу: что делать? Как вести себя далее при создавшихся условиях? Я видел на его измученном лице, какую драму приходилось ему пережить, и понял, что деньги играли здесь самую¹ незначительную роль. Он сказал мне, что пришел ко мне по старой привычке, спросить моего совета и услышать от меня, которого он уважал и считал за правдивого человека, с твердыми убеждениями, ответ на мучившие его вопросы. Он спрашивал меня, какие шаги ему надо теперь же предпринять, которые, по моему мнению, будут наиболее соответствовать тому революционному течению, по которому движется наша страна. Я постарался успокоить его, как мог, и указал ему, что он должен продолжать свою работу для страны безостановочно, так как только в этом я вижу и цель жизни, и средство успокоения нервной системы; а если национализация произойдет, то тогда мы увидим, что делать. Мне представляется, — кончил я, — что такой человек, как Вы, не может и не должен быть оставлен без дела. Я привел в пример себя и повторил ему тоже самое, что я сказал на заседании Академии Наук. Я предложил ему обращаться ко мне в тяжелые минуты жизни, заверив, что я всегда буду готов помочь ему в его деловых затруднениях. К сожалению, моя помощь оказалось ненужной: через несколько дней (кажется, через три дня) об был убит в своем кабинете в деловом дворе каким то маньяком, по совершенно непонятным причинам. Несмотря на революционное время, рабочие его заводов устроили своему хозяину, без всякого принуждения со стороны кого-либо, многолюдные торжественные похороны и тем доказали свое глубокое уважение к этому большому русскому человеку, имя которого должно быть внесено в историю русской промышленности.