Во избежание дальнейших нападений со стороны местных властей по совету Москвы нам было предложено передать хутор в управление специально присланному лицу, — с тем, однако, чтобы хозяйство вел мой сын, Владимир, как специалист в этом деле. Мы согласились на это, но вышло еще хуже, так как присланный гражданин Иван Иванович Макаров, не имевший понятия о хозяйстве, стал разыгрывать роль хозяина и интриговать. Оказалось, что этот суб’ект, бывший кадет, шел против большевиков, а потом к ним примазался. Но он был в очень скором времени раз’яснен и убран с этой должности и отправлен в Москву по огородному делу. Наш же хутор передали под начальство соседнего совхоза в Ярлыкове, а сына сделали простым рабочим и ему уже пришлось работать и жить в Совхозе. В результате пришлось опять хлопотать, чтобы хутор вернули нам, так как при безалаберном ведении хозяйства в Ярлыковском совхозе совершенно нельзя было правильно вести хозяйство на хуторе.
В августе 1920 года, благодаря моим хлопотам в Москве и после рассмотрения дела в Калужском губернском Земот-деле, мне был снова возвращен хутор и было приказано возвратить всю отобранную! скотину. Последняя находилась в таком состоянии, что одну лошадь пришлось вести на телеге, а другая была так надорвана, что в скором времени подохла. Больших усилий стоило сыну привести хутор снова в надлежащий порядок, — в особенности, принимая во внимание очень засушливый и неурожайный год. В это время семья Чугаевых решила нас покинуть после трех-летней совместной жизни и отправилась в Вологодскую губернию и поселилась в 40 верстах от города Вологды в одном монастыре. Их притягивало туда, с одной стороны возможность лучшего питания, и возможность Льву Александровичу более часто посещать свою семью: он должен был приезжать из Петрограда читать лекции по химии в Вологодском Молочном Институте. Л. Я Карпов, который был учеником Л. А. по Московскому Техни-
ческому Училищу выхлопотал для них товарный вагон-теплушку, который был подан на станцию Тихонова Пустынь. После трогательного прощанья семья Чугаевых, состоявшая из пяти человек, 16 июня была переправлена с нашего хутора на станцию Тихонова Пустынь (около 20 километров от нашего хутора). Мой сын Владимир оказал им большую помощь для доставки их на станцию и посадил в вагон. Их путешествие продолжалось около двух недель, пока они добрались до места их будущего жительства, оказавшегося для них впоследствии роковым.
Впоследствии мне еще придется вернуться к описанию тех бедствий, которые пришлось испытать нашему хутору, который был нам всем дорог, потому что был создан исключительно трудами всей нашей семьи и в самое трудное время помог семье пережить наиболее голодные и холодные годы революции.
ГЛАВА ШЕСТАЯ ГОЛОДНЫЕ ГОДЫ В ПЕТЕРБУРГЕ
Во время моего пребывания на хуторе, в Москве произошло восстание левых эс-эров, причем был арестован Дзержинский; но оно было быстро подавлено, так как во главе левых эс-эров стояли люди, не достаточно энергичные и не имевшие авторитет среди пролетариата. В августе было совершено покушение на жизнь В. И. Ленина: стреляла в него Дора Каплан, принадлежавшая к партии с.-р. Пуля попала в шею, не могла быть извлечена и потому положение было очень опасным. Перед этим событием в Петрограде были убиты Володарский и Урицкий. Все эти убийства были совершены социал-револю-ционерами и страшно обозлили большевиков. Когда было совершено покушение на Ленина, то в Петрограде было дано распоряжение арестовать и расстрелять до 600 офицеров. С этой целью представители Чека ходили по домам и спрашивали у дворников, кто из офицеров живет у них. Таким образом в одну ночь было собрано, как говорили, 550 офицеров, армейских и флотских; они были посажены на баржу и вместо расстрелов, во избежание расхода патронов, потоплены в Финском Заливе около Кронштадта. Из нашей артиллерийской академии в эту ночь были убиты два профессора — ген. Брике и Никитин, совершенно никакого отношения к политике не имевшие. С этих пор начался неописуемый террор со стороны Чека, и в особенности положение офицеров стало крайне опасным, так как по самому пустяковому доносу можно было отправиться к праотцам. Ввиду того, что мне приходилось по долгу оставаться в Петрограде, а потому я также мог легко быть подвергнут аресту и расстрелу, то т. Склянский дал мне специальную карточку к Позерну, который был правой рукой Зиновьева. На этой карточке было написано, что я являюсь необходимым работником для совтского правительства, и потому мне должна быть оказываема помощь и содействие во всех случаях и событиях моей деятельности. Подобная-же карточка была дана мне также и Н. П. Горбуновым, который был в то время секретарем у Ленина и председателем НаучноТехнического Совета, куда я был приглашен членом в научный комитет. Эти карточки были всегда со мною, но должен заметить, что мне не пришлось кому либо их показывать.