Жизнь Пи

Состояние шлюпки было жалкое. Брезент в нескольких местах порвался, причем некоторые дыры явно были работой Ричарда Паркера и его когтей. Большая часть наших припасов пропала: их или смыло за борт, или попортило морской водой. У меня ныло все тело, на бедре был глубокий порез; рана распухла и побелела. Сперва я даже боялся проверять содержимое ящика. Слава Богу, ни один мешок с водой не прохудился. Сеть и опреснители, которые я сдул лишь наполовину, забили все свободное пространство и удерживали мешки на месте.

Я был страшно измотан и подавлен. Но все-таки отвязал брезент на корме. Ричард Паркер совсем притих, и я уже подумал, не захлебнулся ли он часом. Ан нет. Когда я скатал брезент обратно до средней банки и на него упал свет, он зашевелился и зарычал. Встал из лужи и перебрался на кормовую банку. Я взял иголку с ниткой и стал латать дыры в брезенте.

Потом я привязал к ведру веревку и начал вычерпывать воду. Ричард Паркер следил за мной с полнейшим равнодушием. Похоже, все, чем я занимался, навевало на него скуку. День был жаркий — работа двигалась медленно. И тут я зачерпнул ведром одну штуковину, которую, как думал, потерял навсегда. Я осмотрел ее. В моей ладони лежало то, что хранило меня от смерти, — последний оранжевый свисток.

Глава 84

Я лежал на брезенте, кутаясь в одеяло, спал и видел сны, просыпался и грезил наяву — и так день за днем. Ветер был слабый и ровный. Время от времени он срывал брызги с гребня волны, обдавая ими шлюпку. Ричард Паркер таился под брезентом. Он не любил ни брызги, ни качку. Небо было голубое, воздух — теплый, по морю катили ровные волны. Я проснулся от шумного всплеска. Открыл глаза — и увидел в небе фонтан. В следующее мгновение он обрушился прямо на меня. Я снова глянул вверх. Безоблачное голубое небо. Снова всплеск — уже слева от меня, правда, не такой громкий, как в первый раз. Ричард Паркер злобно рыкнул. Меня опять обдало водой. Ну и запашок же был у нее.

Я глянул за борт. И первое, что увидел, — какую-то черную громадину, покачивающуюся на волнах. Я тут же понял, что это было. По дугообразной складке с одного края громадины. Это был глаз! Кит! И глаз его, размером с мою голову, уставился прямо на меня.

Ричард Паркер выбрался из-под брезента. И зашипел. Китовый глаз блеснул в другую сторону — и я почувствовал, что теперь он вперился в Ричарда Паркера. Кит разглядывал его с полминуты или около того, а после тихо ушел под воду. Я испугался, как бы кит не ударил нас хвостом, но он нырнул в глубину и растворился в непроницаемой синеве. Громадный его хвост выгнулся дугой — и вдруг исчез.

Должно быть, кит высматривал себе пару. Наверное, решил, что я не гожусь ему по размерам, да и, потом, у меня уже была своя пара.

Мы видели много китов, но ни один из них не подплывал к нам так близко, как тот — первый. Они выдавали себя, выпуская в воздух фонтаны. Киты всплывали чуть поодаль — иногда по три-четыре зараз, образуя зыбкий вулканический архипелаг. Эти милые левиафаны всегда были мне в радость. Они как будто понимали, в какую беду я попал, и кто-то из них, глядя на меня, непременно вздыхал: «Ах! Так ведь это ж тот самый бедолага с котенком — еще старина Бамфу рассказывал. Бедняга! Надеюсь, хоть планктона ему хватает. Надо сказать про него Мамфу, Томфу и Стимфу. А глядишь, и дать знать какому-нибудь кораблю. Вот мамаша-то его обрадуется! Пока, малыш. Меня зовут Пимфу». Так, по китовой почте, обо мне узнали все тихоокеанские киты, и меня бы уже давным-давно спасли, не обратись Пимфу за подмогой к коварным японским китобоям, которые всадили в него гарпун; та же участь постигла и Ламфу — с норвежским китобойцем. Охота на китов — гнусное преступление.

Постоянными нашими спутниками были дельфины. Одна стая даже сопровождала нас весь день и всю ночь. Какие же они веселые! Казалось, они ныряют, проскальзывая под самым днищем шлюпки, просто так — потехи ради. Я попробовал поймать одного. Однако никто из них не подплывал к остроге достаточно близко. Но даже если бы и подплыл, что толку: они были такие шустрые и такие большие — попробуй схвати. Я бросил это дело и стал просто наблюдать.

За все время я видел только шесть птиц. И каждую считал ангелом, предвестником близкой земли. Но это были морские птицы — они могли перелететь Тихий океан, лишь изредка помахивая крыльями. Я следил за ними, завидовал и жалел себя.

Видел я и альбатросов — пару раз. Они парили высоко в небе и, казалось, не обращали на нас никакого внимания. Я глядел на них разинув рот. Было в них что-то таинственное, непостижимое.

А как-то раз рядом со шлюпкой, едва касаясь лапами воды, пронеслась парочка вильсоновых качурок. Они тоже не обратили на нас внимания, но поразили меня не меньше альбатросов.