Жизнь пяти

Вала во все глаза недоуменно, ошеломленно смотрела на замершего учителя. Она развернулась, понимая, что ее защита не понадобится, и теперь видели их обоих: академика Лозара и магистра Йормана, древних, старых, седовласых магов, словно явившихся из далекого, лишь им ведомого прошлого в этом обманчивом, неясном свете фиолетово-синего, с розовыми всполохами неба в слабом сиянии бликов последних лучей заходящего солнца, отраженных, преломленных на складках золоченой ткани павших знамен.

Рука, сжимающая клинок, покрылась липкой испариной. Произнесенные мгновение назад слова Озмара Лозара, будто зависшие между ними в плотном, напряженном, спертом от их дыхания воздухе, эти закрывшиеся прямо под носом двери в покои короля и молчание собственного учителя, такое тревожно затянувшееся, будто он действительно думал согласиться, до дрожи пугали ее.

Отныне и впредь.

Наконец кивнул Нердан Йорман.

Беззаботные, игривые блики, разом ярко блеснув и тут же погаснув навеки, растворились в сумерках.

Вала не верила своим ушам. Он что? Он…

Браза, Митар!

Ее взгляд, резко переметнувшись, пробежал снизу вверх по застывшей в двух шагах впереди напряженной фигуре друга, но на удивление Митар не пытался ни сопротивляться, ни останавливать учителя, хотя Вала не понимала, отчего… Ведь это же, это же…! Она чувствовала, как от его застывшего, словно обратившегося в камень тела исходят волны жара и гнева. Однако он молчал, будто знал или, может быть, видел что-то неизвестное, сокрытое ей, настолько серьезное, настолько важное, что перевесило даже его неутомимое, порой пугающе яростное желание борьбы. И эта странная непоколебимость друга, вместе с безмерный доверием к учителю немного успокоили замешавшуюся Валу.

Лозар тем временем окинул собеседника долгим, печально выжидающим взглядом, на секунду чуть дрогнувшим, невольно замершим где-то около бедра магистра Йормана, на самых кончиках изрезанных морщинами пальцев опущенной руки. По его лицу, все еще очень бледному, сосредоточенному, серьезному пробежала темная, зеленоватая тень то ли торжества, то ли бесконечной, неутомимой тоски. Глаза опустились, он поклонился.

Во имя магии…

Звуки мягкого, глубокого, мелодичного голоса шелестом осенней листвы подхватил вдруг из ниоткуда взявшийся в замкнутом пространстве коридора свежий, сухой, колкий ветер.

… и мира.

Эхом откликнулся учитель, также почтенно склонив седую голову. Ветер растрепал полы его пиджака, ловким, гибким потоком обогнул Митара, дерзко взъерошил грязные, запыленные волосы Валы, смахнув с ее лба на застланный ковром пол пару влажных, крупных капель пота, вихрем пролетел назад и с тихим свистом растворился в колодце башни лестницы. А следом за ним исчез и Лозар.

Двери вновь пошатнулись, подняв в воздух плотное облако серой, почти белой в черно-сине-фиолетовых сумерках пыли. Створки двинулись.

Путь был открыт.

5

Нердан Йорман без тени сомнения сделал первый шаг. Тяжелые, дубовые двери неспешно и неохотно, однако безропотно покорные воле оставившего их хранителя, мгновение за мгновением бесшумно раскрывались перед ним.

Он смотрел лишь вперед, в темноту королевских покоев, неспешно проступающую сквозь расширяющуюся с каждой секундой щель створок. Напряженно вглядывался, всматривался, ища угрозу и ответ. Ответ на давно терзающий его вопрос.

Какая ловушка ждет впереди? Что действительно приготовил ему Скейлер?

Эти мысли уже несколько часов с самых ворот дворца неотступным призраком рокового предчувствия преследовали его. Он желал бы остановиться и подумать, однако не мог. Вокруг горел бой, им надо было спешить, у них не оставалось времени не на мысли, не на мимолетные ощущения, на внезапные сомнения. Таков был план. И теперь это пугало его. Пугало то, как легко, несмотря на все потери, они попали сюда. Пугало то, что теперь еще неясным, темным, постепенно обретающим свои черты туманом проглядывало в прорехе двери.

Еще шаг.

И еще…

Барашки пыли в движущемся, охваченном инерцией воздухе. Его статная фигура, уже почти скрывшаяся, растаявшая в непроницаемой тени арочного прохода.

Вала дернулась, невольно, бесшумно подавшись вперед. И он вдруг, словно почувствовав это стремление, обернулся.

Седой, постаревший, усталый и одновременно такой величественный и гордый. Его взгляд рассеянный, отстраненный, безразличный, сосредоточенный на чем-то чуждом ей, каких-то собственных напряженных раздумьях, вдруг неожиданно, неохотно изменился, сфокусировался, потеплел, обрел четкость и ясность.

Он смотрел на них, он видел их. И Вала знала, что он делает это ради них, только для них. Что, быть может, он рискует всем ради этого мгновения прощания.

Она гордо выпрямилась и благодарно кивнула ему, не в силах сдержать заструившиеся по щекам горячие слезы.

Он отвернулся. И двери медленно захлопнулись за его спиной.

6