Да, Темные арки кончились, да, они победили, да, настало новое время, но разве этого было достаточно для искупления? Разве не он, Нил, был виноват, что все вообще началось? Разве не его ноги поднимались на городские стены, разве не его руки колдовали те жестокие чары, разве не его губы произносили горькие слова заклинаний? Разве не он настолько сильно, настолько слепо верил Скейлеру, что пошел на это?
Тихий шепот сухих, потрескавшихся губ, унося вдаль темного небо, подхватил ветер. И Нил, даже не прикрыв блестящие от слез глаза, следом за ним шагнул в смертельную пустоту пропасти неймарской ночи.
6. Скейлер
1
Академик Мары Озмар Лозар, старый мужчина, неспешно остановился в шаге от массивного письменного стола с изящными резными царгами, тяжелой, полированной столешницей, парными, неширокими тумбами на выгнутых, короткими полу дугами ножках и бесшумно склонил седую голову. Его короткие, белые как соль, жесткие пряди, убранных назад волос чуть качнулись, глубоко посаженные глаза заблестели под темными, зеленовато-умбровыми тенями грузных, выразительных, выступающих вперед надбровных дуг, морщины на лбу и лице, уже никогда не покидающие покровы дряблой, сухой, покрытой пятнами кожи, в незаметном танце эмоций мягко сменили друг друга.
Его голос скрипучий, низкий, однако не потерявший своей бархатистости и обволакивающей, мягкой глубины, волной звуков разрушил сосредоточенную тишину окружающих, наполненных светом и влажным прохладным морским воздухом покоев.
Сидящий перед ним мужчина высокий и статный, с красивым, в меру грубым и мужественным, в меру обаятельным, выразительным, пусть и постаревшим лицом, обрамленным волнистыми, блестящими темно-серыми прядями волос перемежающимися пепельными, мягкими локонами седины и холодным, сдержанным блеском драгоценного металла тонкого, едва-едва заметного обруча короны, неспешно, неохотно оторвал взгляд живых, ярких глаз от книги в крепком, темно-коричневом переплете из дубленой кожи с обитыми треугольными пластинами уголками, где прямо поверх заполненных ровным ритмом текста страниц делал свои собственные, быстрые пометки.
Король кивнул, сухо и сдержанно.
Его аккуратные густые брови поднялись чуть вверх, формируя красноречивую вопросительную дугу, а на покатом, высоком лбу пролегли вертикальные полосы глубоких морщин.
Приятный, негромкий голос Озмара звучит печально, однако без излишней озабоченности или беспокойства. И это все, что стоит знать королю.
Король неторопливо откидывается назад, отстраняясь от стола и облокотив усталую спину о высокую, мягкую, обитую бархатом спинку кресла, с наслаждением распрямляет затекшие за работой широкие плечи и крепкую шею.
Взгляд серых глаз Скейлера задумчивый, внимательный и одновременно странно рассеянный, направлен вдаль, за распахнутое, обрамленное подрагивающими лентами воздушных тюлей окно, туда, где, плескаясь в серебрящейся лазурной синеве залива, среди изумрудно-голубых гребешков волн, будто крошечные, черные скалы, торчат безобразные остовы флота его поверженных врагов.
Он усмехается с удовлетворением и без тени сарказма.
Однако Озмар не согласен.
Замечает он, чуть оборачивая голову и тоже смотря в бухту, но не на блестящую бирюзовым шелком, тронутую рябью волн водную гладь, а на неказистые, застывшие силуэты первых энергетических вышек.
Усмешка на тонких, красноватых губах Скейлера становится довольнее и шире.
Но Озмар совершенно серьезен. Его взгляд, как и взгляд короля неохотно возвращаются в приятную, синеватую тень кабинета.
Следы былой улыбки окончательно покидают строгое лицо Скейлер, уголки губ опадают, морщины вокруг щек расправляются, и он вздыхает: печально, но не обреченно, скорее устало и сосредоточенно, готовясь к тяжелой, долгой работе.