Жизнь по обмену

На этот раз мы едим за обеденным столом в гостиной, потому что на балконе слишком мало места для нас троих. Пиццу я испек по маминому рецепту, только начинку сделал полностью веганской, в результате чего явно довольный Мика одобрительно кивает. Аллегра издает стон, откусив первый кусочек.

– Действительно очень вкусно. Я уже забыла, насколько хорош этот рецепт.

– Пицца ей всегда удавалась.

При мысли о маме сердце болезненно сжимается. Ее отец был пиццайоло и научил ее этому ремеслу. А мама потом передала свои знания нам. В квартире Холли, конечно, нет каменной печи, зато я обнаружил в глубинах ее кухни камень для пиццы, на котором мы их и пекли по очереди. Сейчас как раз делим первую, а следующая уже стоит в духовке.

– Ты правда унаследовал ее кулинарный талант, – говорит Мика. – Лазанья в прошлый раз тоже была что надо.

– А что, ты здесь уже давно? – удивляется Аллегра, так что я рассказываю ей про Холли и наш эксперимент.

Время от времени она пораженно кивает или отпускает шуточки, словно я никогда и не уезжал. На мгновение мы становимся просто двумя братьями и сестрой, которые хорошо проводят вечер вместе. В какой-то момент я достаю из духовки третью пиццу, а Мика описывает вызов в выходные, когда им пришлось тушить пожар на съемочной площадке в Голливуде. Мне приятно слышать и видеть, как сильно брат любит свою работу, какое удовлетворение ему приносит то, что он делает. Но в то же время это заставляет меня с болью осознать, что мама его таким уже не увидит.

Когда она умерла, я только закончил учебу, Аллегра понятия не имела, чем хочет заниматься, а Мика много мечтал, но мало делал. Мама всегда хотела для нас самого лучшего.

– Мама бы тобой гордилась, – внезапно произношу я. Мика наклоняет голову, принимая мою похвалу. – Думаю, она бы всеми нами гордилась. – Я смотрю на Аллегру, которая водит указательным пальцем по ободку стакана. Вид у нее задумчивый. – Во всяком случае, я горжусь.

Она вздыхает:

– А вот сейчас ты перегибаешь. Тебя вообще здесь не было. Ты ведь даже не представляешь, чем мы занимаемся.

Я собираюсь возразить, однако проглатываю свои слова. Мне изначально было ясно, что она будет обвинять меня в том же, в чем и Мика, и теперь я, по крайней мере, вижу, что причинил им боль своим отъездом.

– Сейчас я здесь, – отвечаю я. Голос дрожит больше, чем мне бы того хотелось. – И хочу наверстать упущенное. То время мне нужно было, чтобы переварить случившееся.

Мика хмыкает. Я бросаю на него укоризненный взгляд: «Не очень-то ты помогаешь, братец».

– Думаешь, можно просто вернуться и делать вид, будто ничего не произошло? – Аллегра складывает руки на груди. В глазах у нее появляется предательский блеск, но она держит себя в руках.

Я хорошо обдумываю свои следующие слова:

– Послушай, я понимаю, что разочаровал вас. Что бросил вас, когда вы во мне нуждались… но разве вы не можете тоже меня понять? Пока мама лежала в… в хосписе, папа проводил с ней день и ночь. Я старший. Я следил за тем, чтобы все не развалилось. Я внезапно оказался вашим опекуном.

Воспоминания сжимают мое сердце железным кулаком. Я так заботился о Мике и Аллегре, что абсолютно забыл про собственную жизнь. Утром вставал на два часа раньше, чтобы хоть немного прибраться в доме и приготовить для всех завтрак, после чего наконец будил их обоих, чтобы они не опоздали в школу. Днем навещал маму, а вечером готовил всем ужин и контролировал брата с сестрой, чтобы они не забыли ничего жизненно важного.

– Я отказался от работы, так как знал, что наша семья этого не выдержит, – продолжаю я, поскольку они оба молчат. – И ничего страшного. Я хотел быть рядом с вами. Но когда потом мамы не стало, папа вернулся домой, а ты, Мика, пошел учиться… Я просто не мог больше ни минуты оставаться дома, понятно? Не мог.

Сглатываю слезы, потому что я не готов показывать столько слабости. Даже сейчас я вновь переключаюсь на роль взрослого. Одного из родителей.

– Я люблю вас больше всего на свете, – надламывающимся голосом выговариваю я. – И мне правда жаль, что вам плохо, но вы хоть на секунду задумались о том, что не только вы потеряли маму?

На пару мгновений в квартире Холли воцаряется тишина. Такая тишина, что я слышу каждый свой вздох. Потом Мика откашливается:

– Я понимаю тебя, Паскаль, правда. Просто я бы хотел, чтобы мы прошли через это вместе. Как раньше.

Аллегра обхватила себя руками, как будто ей нужно держать свое тело, чтобы не развалиться на части. Она смаргивает слезы… Подозреваю, Мика единственный в этой комнате, кто в некоторой степени смирился с маминой смертью.

– Тебе не обязательно было заменять отца, – продолжает он. – Мы могли бы лучше распределить обязанности. В смысле, мы ведь все были достаточно взрослыми. Не то чтобы мы тогда были детьми.

Я качаю головой.