Жизнь поэта

И Пушкин прозвал Воронцову «принцессой Бельветриль»...

Пушкин нигде о ней не упоминает, как бы желая во что бы то ни стало сохранить тайну их любви. Она обнаруживается у него только многочисленными профилями прекрасной женской головы спокойного, благородного, величавого склада, которые идут почти по всем его бумагам из одесского периода жизни.

При создавшихся обостренных отношениях Пушкин все же продолжает бывать в доме Воронцовых. Он появляется обычно в черном, застегнутом на все пуговицы сюртуке, с большим золотым перстнем с гербовой печатью на руке. В передней он оставлял свою черную шляпу, тяжелую железную палку и, появившись в гостиной, сразу оказывался в центре общего внимания. На балах и маскарадах он восхищал всех своим неистощимым остроумием.

Воронцов заметил, что самыми близкими друзьями Пушкина являются люди из оппозиционно настроенной молодежи, в частности вызывавший подозрение царя либеральный командир дивизии М. Ф. Орлов и титулованный генерал С. Г. Волконский. Тот самый Волконский, который на вопрос императора Александра I о настроении дворянства в годы Отечественной войны ответил не колеблясь: «Государь! Стыжусь, что принадлежу к нему - было много слов, а на деле ничего!»

Пушкин раздражал Воронцова своим появлением, в нем страдало самолюбие начальника, задетое достоинством, с каким отстаивал свою независимость его подчиненный. Воронцов любил окружать себя людьми заискивающими, покорными, вежливо предупредительными. А Пушкин не мог и не хотел лакействовать. До Воронцова не могли не дойти и, разумеется, доходили слухи о направленной Пушкиным против графа эпиграмме...

«Я не люблю его манер и не такой уже поклонник его таланта», - писал, не скрывая своей неприязни, Воронцов генералу П. Д. Киселеву в Петербург... И он сделал все, чтобы избавиться от поднадзорного поэта. Повод для этого вскоре подвернулся...

* * *

В Херсонской губернии появляется в мае 1824 года саранча. И Воронцов не нашел ничего лучше, как послать Пушкина в командировку для истребления саранчи; обследовать пораженные саранчой уезды, выяснить ее количество и проверить результаты действующих против саранчи средств.

Пушкин считает это поручение оскорбительным и расценивает его, как вызов со стороны Воронцова. Он пытается уклониться от поездки, однако, вынужденный подчиниться, едет, но через несколько дней возвращается, не выполнив, по существу, поручения.

Поэт взбешен. Презирая и ненавидя Воронцова, он клеймит его уничтожающей эпиграммой:

Полу-милорд, полу-купец,

Полу-мудрец, полу-невежда,

Полу-подлец, но есть надежда,

Что будет полным наконец.

* * *

Александр I. Рисунок А. С. Пушкина на черновой рукописи. 1822-1824 годы.

Дальнейшее пребывание на службе у Воронцова становилось нестерпимым, и 8 июня 1824 года Пушкин подает на высочайшее имя прошение об отставке «по слабости здоровья, не имея возможности продолжать моего служения».

Правитель канцелярии Воронцова А. И. Казначеев выражает Пушкину опасения по поводу последствий этого рискованного шага. Пушкин, почитая получаемые им 700 рублей жалованья «пайком ссылочного невольника», отвечает: «О чем мне жалеть? О своей неудавшейся карьере? С этой мыслью я успел уже примириться. О моем жаловании? Поскольку мои литературные занятия дают мне больше денег, вполне естественно пожертвовать им моими служебными обязанностями и т. д. Вы говорите мне о покровительстве и дружбе. Это две вещи несовместимые. Я не могу, да и не хочу притязать на дружбу графа Воронцова, еще менее на его покровительство: по-моему, ничто так не бесчестит, как покровительство... На этот счет у меня свои демократические предрассудки, вполне стоящие предрассудков аристократической гордости...

Я устал быть в зависимости от хорошего или дурного пищеварения того или другого начальника...

Единственное, чего я жажду, это - независимости (слово неважное, да сама вещь хороша); с помощью мужества и упорства я в конце концов добьюсь ее».

Утонченный дипломат английской школы, Воронцов начинает держать себя с поэтом недостойно. Отношения между ними достигают крайнего напряжения, и Пушкин пишет 14 июля 1824 года А. Тургеневу: «...он начал вдруг обходиться со мною с непристойным неуважением, я мог дождаться больших неприятностей и предупредил его желания. Воронцов - вандал, придворный хам и мелкий эгоист. Он видел во мне коллежского секретаря, а я, признаюсь, думаю о себе что-то другое...»

О ссоре с Воронцовым, кончившейся подачей в отставку, Пушкин сообщает Вяземскому. Иронически именуя Александра I римским императором Тиверием, а Воронцова - его приближенным Сеяном, он пишет: «Но чем кончат власти, еще неизвестно. Тиверий рад будет придраться; а европейская молва о европейском образе мыслей графа Сеяна обратит всю ответственность на меня... А у меня голова кругом идет...»