Жизнь после тебя (СИ)

После того как Снейп окончательно выздоровел от своего недуга и избавился от множества зависимостей от всевозможных снотворных и восстанавливающих зелий, которые принимал в тот период в очень больших количествах, их с Гермионой существование, конечно, стало легче. Однако подорванное здоровье Северуса и частые недомогания не позволяли им наслаждаться той полноценной жизнью, которую они так хотели. Куда бы они ни поехали и чем бы ни занимались, всякий раз существовала вероятность, что Снейпу могла понадобится помощь колдомедика, и постоянная зависимость от лаборатории в Хогвартсе или хотя бы их небольшого дома в Хогсмиде, где они временами жили, редко позволяла им расслабиться, что невероятно раздражало, прежде всего, самого Снейпа.

Гермиона не жаловалась. Она привыкла и к худшему. Всё это казалось ей не столь ужасным — преодолимым, по крайней мере, а, кроме того, она умела готовить необходимые зелья и могла заменить Снейпу любых врачей, но мысль о том, чтобы превратить любимую женщину в сиделку, претила ему. Всякий раз, когда Северусу становилось плохо, он едва мог вынести то, с какой заботой Гермиона протягивала к его рту очередную злосчастную склянку с зельем, в то время как сам у себя он вызывал лишь презрение.

От тягостных мыслей обоих спасала лишь совместная работа. Заочная учёба Гермионы в академии и её диссертация. Снейп просто не мог не довести дело до конца, отпустить её прежде, чем она получит степень. Он должен был быть уверен, что она имеет прочную почву под своими ногами. Эта мысль придавала ему сил на протяжении всех последних лет, и когда учёба её подошла к концу, он убедил Гермиону, наконец, оставить его.

И вот теперь она находилась здесь, в Сен-Мало. Она стояла на балконе их с Виктором комнаты, глядела на заходящее над морем солнце и вспоминала о завтрашнем дне — дне её рождения, думая только о том, как было бы хорошо, если бы Северус был сейчас рядом с ней…

Гермиона ещё не могла забыть его прикосновения к её шее, губам, рукам. Его столь любимый ею профиль, морщинку на переносице, нежные заботливые руки. Его красиво очерченные губы, — как они ласкали её. Гермионе, порой, даже не верилось, что когда-то, в прошлой жизни, она не могла его выносить, считала чёрствым и отвратительным. Это было очень давно, да. А потом ей было с ним хорошо. Ей было с ним очень хорошо. Лучше чем с кем-либо и когда-либо. Гермиона бы многим могла пожертвовать ради того чтобы снова вернуть те дни, когда у них с Северусом ещё была надежда на самое лучшее, но увы, это было не в её силах. Она должна была двигаться дальше, делать то, что он хотел, чтобы она делала — наслаждаться жизнью. И она была готова делать это. Вот и теперь она, кажется, покорно выполняла это его желание, и грустно ей было только оттого, что Северуса просто не было здесь и сейчас рядом с ней, чтобы любоваться этим закатом: как было бы хорошо ей снова сидеть подле него и слушать его бархатный голос, положив голову ему на колени.

— О чём думаешь? — промурлыкал Виктор, обнимая Гермиону сзади.

Он подкрался к ней незаметно, и Гермиона вздрогнула от неожиданности.

— Виктор! — она раздражённо посмотрела на него. — Ты меня напугал.

— Извини, я не хотел, — лицо его помрачнело, и он отстранился.

— Ничего, я просто задумалась, — смягчилась Гермиона.

— Да, ты частенько задумываешься.

— Неправда, — нервно улыбнувшись, она заложила за ухо выбившуюся прядь волос.

— Хорошо, не буду с тобой спорить, — безразлично проговорил Виктор, и Гермиона отчего-то почувствовала себя невероятно уязвлённой.

— Нет, пожалуйста! У тебя какие-то претензии ко мне? — скрестив на груди руки, спросила она.

— Гермиона, ты действительно хочешь попытаться поговорить со мной сейчас начистоту? — с усмешкой Виктор опустился в небольшое зелёное кресло у туалетного столика в другом конце комнаты. — Мы же оба взрослые люди и всё понимаем, но лично я не хотел бы, чтобы наше с тобой прекрасное общение закончилось здесь и сейчас… У нас впереди ещё неделя совместного отдыха. Так позволь же нам, — голос его дрогнул. — Позволь же себе, наконец, просто, хоть самую малость, побыть счастливой, Гермиона!

На мгновение в комнате воцарилась тишина. В глазах у неё защипало. Судорожно вобрав носом воздух, Гермиона приложила дрожащую руку к своему лбу и уставилась невидящим взглядом в стену, в надежде, что ей удастся справиться с охватившими её чувствами. Последние слова Виктора полностью обезоружили её. Такой глубины понимания с его стороны она не ожидала, и предательские слёзы всё-таки начали литься из её глаз.

Как давно она не плакала. Гермиона запретила себе плакать ещё тогда, шесть лет назад, в личных покоях Снейпа, когда он наконец-то распахнул для неё свои объятия, и все эти годы она сдерживала в себе этот невозможный поток, всякий раз мужественно глотая подступающий к горлу ком, потому как не видела в слезах никакого толка. Потому как слёзы не могли помочь ей решить те проблемы, где ей требовался лишь холодный рассудок. И вот теперь эта тщательно выстроенная плотина лопнула.