— Виктор, — выдохнула она, впиваясь ногтями в своё собственное лицо, будто бы опасаясь, что с этими слезами наружу из неё выйдет что-то страшное — вся та боль, которую она так долго в себе подавляла.
Виктор, который снова понял всё гораздо быстрее, чем она могла бы себе представить, в мгновение ока оказался рядом с ней. Сжав её руки, чтобы она не навредила себе, не расцарапала лицо, он прижал Гермиону к своей широкой груди.
Плакала Гермиона очень долго. В некоторые мгновения ей казалось, что она просто задохнётся, захлебнётся этими горькими слезами. Виктор всё это время заботливо сидел рядом с ней, помогал ей высморкаться, чтобы она и правда не задохнулась, обнимал и целовал, поил водой, от которой подозрительно пахло валерианой. В конце концов, когда слёз в ней, кажется, уже не осталось совсем, Гермиона наконец-то уснула у него на плече, полностью лишённая сил.
На следующее утро Виктор принёс ей завтрак в постель, и она снова чуть не расплакалась от благодарности, которую испытала к нему.
— О, нет-нет! — воскликнул Виктор, когда на её опухшем личике снова заблестели слезинки. — Сегодня я не позволю вам, мадемуазель, реветь, — последнее слово он произнёс с грассирующей буквой «р». Гермиона рассмеялась и воодушевлённый её настроением, он продолжил говорить с французским акцентом. — Ведь у вас сегодня день рождения!
— Ты не забыл! — поражённо воскликнула Гермиона.
— Как же можно, мадемуазель?! — театрально возмутился Виктор. — А потому, сегодня с вашего позволения, мы отправимся в плавание на остров Джерси!
Гермиона так залилась смехом, что расплескала апельсиновый сок по подносу. Виктор лёг рядом с ней и взял её за руку. Она посмотрела на него и замерла на одно мгновение. Глаза Виктора, обращённые к ней, были переполнены любовью. Гермиона провела рукой по его щеке и поцеловала в губы. Она не испытывала к нему ничего.
На острове Джерси, после осмотра крепости они отобедали в чудесном ресторане, где для них играли заранее приглашённые Виктором музыканты. Наевшись, напившись и натанцевавшись вдоволь, они пошли гулять на пустынный песчаный пляж в самом прекрасном расположении духа. На улице было прохладно, но они всё равно расстелили покрывало прямо на влажном песке и сидели, глядя, как чайки кружат над волнующимся морем.
— Так, а теперь главный подарок! — торжественно произнёс Виктор, роясь в карманах куртки.
— О, Мерлин! Неужели что-то ещё? Ты просто сошёл с ума! — засмеялась Гермиона.
— Ага, нашёл! — победно воскликнул он и выудил из внутреннего кармана небольшой кожаный мешочек.
Он протянул его Гермионе, и та с улыбкой начала развязывать верёвочки. Мешочек был тяжёлый, и через несколько мгновений она вынула из него увесистый серебряный кулон на такой же серебряной простой цепочке. Кулон был весьма необычный: основой ему служил плоский диск, усыпанный буквами неизвестного Гермионе языка, соединяющийся в верхней части с цепью благодаря выпуклому полукольцу украшенному филигранью.
— Это древний амулет с моей родины. С Балкан, — произнёс Виктор. — Моя семья относится к банатским болгарам, что вышли из кочевого народа чёрных булгар. Надписи на амулете написаны на ранне-булгарском языке. Здесь говорится: «Даруется благоденствие всякому, кто откроет сердце своё». Точное время создания этого амулета мне неизвестно. Знаю лишь, что на него наложены особые чары, благодаря которым он сохранился до наших дней в первозданном виде. Как и гласит надпись, он призван даровать благоденствие своему владельцу в том случае, если тот будет готов открыть своё сердце.
— Но это слишком дорогой подарок! — воскликнула Гермиона, с ужасом посмотрев на Виктора. — Я не могу принять его! Пусть этот амулет останется у тебя! Я хочу чтобы он принёс благоденствие тебе!
Она протянула ладонь на которой лежал амулет Виктору, и тот мягко накрыл её своей рукой.
— Милая Гермиона! Я носил этот амулет долгие годы, но боялся открыть своё сердце. Сделать это помогла мне ты, чем принесла мне благоденствие, которое я испытываю каждую секунду своего существования на протяжении всех этих дней. Ни один амулет не заставит тебя благоденствовать вдали от любимого человека и одновременно с этим ни один амулет не сможет заставить этого самого человека испытывать к тебе ответное чувство. Помог ли мне амулет или нет? Я не знаю, но я встретил тебя в поезде именно в тот день, когда решил отправить его на морское дно. И если это всего лишь безделица — что ж… Пусть она напоминает тебе обо мне всякий раз, когда ты будешь смотреть на неё, хотя я искренне желаю тебе обрести счастье и суметь вновь открыть своё сердце тому, кто будет этого достоин.
— Виктор! — из правого глаза Гермионы выкатилась слезинка, которая оставила влажный след на её щеке.