Жизнь, продиктованная Говорящей Шляпой (СИ)

Гарри кивнул, желая, чтобы его оставили в покое, и не доверяя своему голосу, боясь выдать свои чувства. К счастью, Поппи просто отвела его обратно в постель, затем погасила свет в лазарете, заперла кладовку с лекарствами и удалилась в свой кабинет, оставив Гарри одного.

Поняв, что она ляжет спать, Гарри принялся думать, где же спать ему самому. Он не ожидал, что колдомедик запрёт кладовку, хотя это имело смысл. Наконец Гарри отнёс подушку к одному из эркеров крыла, решив, что стены с трёх сторон достаточно хороши. Он просто надеялся, что проснётся на следующее утро раньше Поппи, чтобы не выглядеть странно, выбрав жёсткий подоконник вместо гораздо более тёплой и мягкой кровати. Однако это не помешало ему уснуть: он хотел спать ещё несколько часов назад. Когда Гарри сбежал из лазарета, было только шесть тридцать вечера, и он достаточно устал, чтобы заснуть. Сейчас уже почти одиннадцать, и, несмотря на то, что Гарри свернулся калачиком на жёстком подоконнике с одной подушкой, он уснул.

_____________

*Cruentus Purus — с латыни: чистая кровь (прим. пер.)

Глава 6. Вторая мировая война. Часть 1

Гарри просыпался медленно, стараясь не шевелиться, пока не убедился, что поблизости никого нет, затем сел и огляделся.

«Мадам Помфри — вот она. Чёрт».

Колдомедик уже хлопотала вокруг, как обычно, и, несомненно, заметила странный выбор места для сна, но решила оставить его в покое.

«Расскажет ли она профессору Снейпу? Ну, ничего не поделаешь».

Гарри встал и вернулся на отведённую ему кровать, прихватив с собой подушку.

Независимо от того, решит ли колдомедик рассказать, Гарри предпочёл, чтобы профессор не видел, как странно он себя ведёт. Хватит того, что Гарри показал свои страхи миру (ну, Снейпу и Помфри), ему не хотелось по возможности предоставлять им никакой дополнительной информации о своих странностях.

«Ничего такого. Случайность. Я такой же, как и любой другой испорченный ребёнок. Я никто, отвратительный дерзкий урод, который решил, что он клёвый, потому что не задумываясь злит взрослых; я не тот, к кому спешат на помощь по первому зову. В любом случае, они не захотят возиться со мной. Вчерашний день не имеет значения, ни для них, ни для меня».

Ему пообещали, что он сегодня покинет лазарет, в основном потому, что было воскресенье, и до следующего дня никаких уроков не будет. Наконец-то, подумал Гарри, наконец-то он сможет вернуться к нормальной жизни. «Ничего не изменилось», — убеждал он сам себя.

«Если я смогу заставить Снейпа и колдомедика не вмешиваться, всё вернётся к тому, как было, как должно быть».

***

Гарри всё утро занимался домашним заданием, прикинув так, что если он хочет, чтобы жизнь вернулась в нормальное русло, ему лучше быть готовым к занятиям так же, как если бы не получил нагоняй в субботу. Он всё ещё чувствовал себя истощённым как от эмоций, так и от огромных, но в конечном счёте тщетных усилий, которые потребовались, чтобы попытаться скрыть их.

«Этот ублюдок Снейп. Какое ему дело, упаду ли я с метлы? Если бы он с самого начала просто оставил меня в покое, я мог бы провести последнюю неделю, посещая его занятия, не обращая внимания на его насмешки, летая на метле, выполняя домашнее задание и притворяясь — это прекрасно работало в течение одиннадцати чёртовых лет, но нет же».

Гарри снова разозлился, вспомнив события прошлой недели.