Жизнь продленная

Говорят, что сегодня 2 октября, а я считал, что вчера было 30 сентября. Так или иначе, но сегодня в четыре или в пять часов утра мы снялись с якоря и очень медленно ползем по бегущему навстречу нам морю. Оно чистого лазоревого цвета — так определила Лена. Движение кажется особенно медленным из-за того, что слева от нас все время видны одинаковые, обрывистые, палевого цвета берега.

На палубе, как и вчера во время стоянки, — людно. Солнце яркое, ветерок хотя и свежий, но не сильный, одним словом — благодать. Пароход идет как по рельсам, только плавнее, без тряски и шума. Где-то глубоко в подсознании теплится надежда, что, даст бог, вот так и «проскочим». Но эту надежду боязно высказывать — ведь столько говорили бывалые люди об осенних штормах, о качке, поголовной морской болезни. Октябрь — месяц штормов.

Плывем, наслаждаясь минутой.

5 октября

П р о л и в  Л а п е р у з а

Более суток нас трепал шести- и восьмибалльный шторм. Теперь, когда все улеглось и пароход движется по довольно спокойному проливу Лаперуза, кое-кто уже шутит, вспоминая пережитое. Но во время шторма вид у всех был неважный. Это была картина какого-то всеобщего бедствия. Особенно мучились женщины.

— За что? За что мы терпим такие муки? — вопрошали они.

Наша соседка по нарам Фрося Буряк, которая вчера целый день звала «мамочку ридну», сегодня ответила на эти вопросы так:

— Хто убил отца и матерь, тильки тот нехай едет сюда.

Очень тяжело пережила все это моя Лена. В который раз я пожалел, что взял ее с собой… и в который раз теперь, когда стихло, радуюсь тому, что она со мной, что она может уже улыбаться. Кажется, ничего бы не хотел, ничего не стал бы просить у жизни, только бы очутиться сейчас в теплой и чистой комнате на суше. А здесь — боль внутри, страдания рядом и туман впереди.

Слабым моряком оказался и мой комбат Николай Густов. Лежал наверху пластом, ни разу во время качки не поднялся, не вышел даже поглядеть волны с палубы. Накормив Лену, я принес поесть и ему. Но все ему невкусно, так же как и Лене. Им хочется пососать лимон.

— Ты у меня тоже как беременный, — сказал я Николаю.

— Ой, не говори! — он слабо улыбнулся.

— Твоя беда в том, что тебе тут ни за кем не надо ухаживать. А то бегал бы как соленый заяц.

— Может быть, — согласился Николай. — Я бы с удовольствием.

— Ничего, еще успеешь!

Мне хотелось настроить его на веселый лад, но получалось невесело.

Пришли судовые плотники ремонтировать нары и всех сгоняют на пол. Вчера, во время шторма, эти нары, на которых лежало не меньше ста человек, чуть было не завалились. Стойки уже вырвались наверху из своих гнезд, и вся конструкция так опасно, заскрипев, накренилась, что люди соскочили вниз. Но нары все же не рухнули, и верхние жильцы снова забрались на свои места, почти равнодушные к опасности.

Уже выдают по одной трети литра воды на человека, а в ней, наверно, одна шестая — осадков. Ржавая, желтая. Говорят, что будем заходить за водой в порт Корсаков на Сахалине. Это лишние сутки пути и не меньше суток стоянки. А тут установилась хорошая погода, и только бы идти да идти.

6 октября

Действительно, зашли в Корсаков и вот с ночи болтаемся на рейде. Сутки уже потеряны — на один только заход, теперь будем считать, сколько проторчим здесь. Интересно, думает ли кто-нибудь о том, что здесь едут люди, что им еще очень далеко и долго ехать.

Берега Сахалина — серые, скалистые, неприветливые. Корсаков похож на рыбачий поселок с пристанью.

7 октября

Все еще болтаемся на рейде у Корсакова. Наш батя начал наконец подходить к «Чкалову». До этого все происходили переговоры:

«Ч а й к о в с к и й». Мне нужно взять у вас воду.

«Ч к а л о в». Подходите и берите.

«Ч а й к о в с к и й». Подойдите вы ко мне.

«Ч к а л о в». Сено к корове не ходит.

Как и всякие важные переговоры, эти тоже продолжались длительное время — около двух суток.

Между тем выяснилось, что у нас на пароходе нет какого-то пластыря, без которого нельзя выходить в рейс. Стали просить у всех подряд. Что-то наклюнулось на «Кларе Цеткин». У нас на «Чайковском» спустили шлюпку. Обнаружилась дыра. Спустили другую… Кажется, привезли.

Смех и грех!

Наш сосед Федя Буряк начинает кормить свою годовалую или, может быть, немного постарше дочку:

— Валечка сама будет есть пряник. Валечка никому не даст пряника. Ляля хочет пряника, и дядя хочет, а Валя не даст, Валя сама, сама будет есть…

Самое забавное здесь то, что моя «Ляля» действительно хочет пряника, но попросить не может.

11 октября

О х о т с к о е  м о р е

Оказывается, пятидневная стоянка в Корсакове была вынужденной. После шторма в днище судна была обнаружена трещина, и ее заваривали там, в воде, водолазы. Что-то не ладилось по-прежнему и в машине.

Вчера, часов в девять вечера, снялись наконец и пошли. Порт Корсаков, красивый с моря, как и всякий ночной порт, постепенно ушел за корму. Батя бодро, гибко, как молодой, взошел на свой мостик и даже вступил в разговоры с палубой.

— Дойдем! — пообещал он.

— Мы в бане не успели помыться, — пожаловались женщины.