Читаем Жизнь продленная полностью

Когда поднялись снова на палубу, на середине залива трижды прогудел уходивший куда-то пароход. Он двигался пока что очень медленно, как бы преодолевая силу берегового притяжения, и эти гудки его — басовитые и грустноватые — прозвучали почти как жалоба на трудность отхода и прощания. Ему стали отвечать — может быть, подбадривая его — пароходы у причалов. Каждый таким же троекратным гудком, каждый своим особенным голосом. И долго еще колыхался над заливом, перекидываясь из одного места в другое, густой разнотембровый гул.

— Так прощаются пароходы, — пояснил морячок.

— И нас так же провожать будут? — полюбопытствовала Лена.

— Обязательно!..

9

30 сентября

З а л и в  З о л о т о й  Р о г

Второй день, как мы на пароходе. Во время посадки шел дождь, и кто-то говорил, что это хорошая примета. Но нам все равно хотелось поскорее спрятаться от дождя в твиндек, поэтому все кинулись к трапу, началась давка. Старший нашей команды майор Доброхаткин громогласно объявил:

— Сяду я, потом все остальные, по списку.

Лена сказала ему:

— А настоящие мужчины даже тогда, когда пароход тонет, пропускают вперед женщин.

— Прекратите болтовню! — оборвал ее майор Доброхаткин.

Я сказал ему, что даже в казарме уважающие себя офицеры разговаривают вежливо.

Майор взорвался, Лена рассердилась, просто разъярилась: я впервые видел ее в таком состоянии. Видимо, тут выплеснулось все скопившееся в ней нервное напряжение. А Доброхаткин стал разыгрывать комедию — записал мои документы и прокричал:

— Предупреждаю, что ваша жена будет завтра ссажена с парохода. Она не поедет!

Лена решила после этого немедленно сойти с парохода сама, но, конечно, осталась. Куда тут пойдешь?

Вчера целый день кружили вблизи берегов — испытывали машины. К вечеру прошел слух, что одна машина неисправна и пароход пойдет в док на ремонт на 8 дней (слухи всегда конкретны). Поднялась паника среди женщин. Вдруг стало известно, что теплоход «Ленинград», который вышел в море раньше нас, попал в шторм. А какие-то хохмачи начали предупреждать женщин:

— Смотрите не берите морской воды!

У женщин опять переполох:

— Почему? Почему?

Им отвечают:

— Если каждый возьмет по котелку, море обмелеет, и мы не доедем.

Ей-богу — дети!..

Между тем установили норму потребления питьевой воды, начали готовить горячую пищу. Стали создаваться очереди — за водой и на кухню. И чего только в них не услышишь! Но заканчиваются все разговоры о неполадках примерно так:

— Москва, конечно, не знает о том, что тут творится.

Эти два дня стоит прекрасная погода. Когда наш «Чайковский» отходил от причала, большинство пассажиров (а их очень много) высыпало на палубу. Смотрели, как малютка-буксир под названием «Муссон» оттаскивал от причала нашу корму, затем, упершись лбом в борт, разворачивал нос. И все дальше отодвигалось от нас застроенное домами полукружие сопок — город Владивосток, уменьшались прямоугольники огородов на крутом склоне горы за Эгершельдом. Вот уже показался впереди Русский остров с каким-то замкоподобным строением на вершине колпака-скалы и двумя другими широкими строениями… Вокруг этого острова мы и плавали весь вчерашний день. Вечером на нем зажегся маяк, и мы прошли мимо него обратно в бухту.

Сегодня с утра — генеральная уборка. В 10 часов подошел военный катер.

— Эй, на «Чайковском»!

Капитан парохода — пожилой человек с раздвоенной бородой — вышел из своей каюты.

— Уходи, батя! — крикнул с катера молодой военный моряк.

— Не могу, — отвечал батя.

— Когда стал здесь?

— Ночью. Случилось несчастье. Машина не работает.

— Все равно уходи, батя! Будем учебные мины бросать.

— Часика через три снимусь и уйду! — капитан махнул рукой в сторону моря.

На палубе сразу оживление: через три часа уходим!

Дымит труба. Клубы дыма заслоняют временами солнце, и тогда кажется, что это ходят по небу тучи и играют с солнцем. На самом же деле небо чистое и море гладкое. Вся палуба заселена. Многие читают. У бортов скопились рыболовы, и им кое-что удается добыть. Среди стаек мелкой рыбешки в воде промышляют рыбы покрупнее, и они-то попадаются на живца.

Кто-то выбрался на воздух с аккордеоном. В разных местах пристроились шахматисты. Рядом с нами женщина вышивает художественной гладью и очень охотно рассказывает о своих удавшихся вышивках — о двух котах с клубком ниток, о букете полевых цветов.

А красиво вокруг!

Сонные, заросшие берега, слегка взволнованное море, легкий ветерок, остров вдали и меланхолическая музыка из репродукторов. Даже дети, которых на пароходе великое множество, притихли и не плачут.

Женщины устроили большую стирку, и вся палуба уже пестрит разноцветным бельем и пеленками, как флагами расцвечивания.

На самоходных пушках, притянутых к палубе металлическими растяжками и накрытых брезентом, флегматично сидят и лежат их хозяева — сержанты.

Ждем отплытия. Солдаты поют «Пора в путь-дорогу». Действительно — давно пора!

2 октября

Я п о н с к о е  м о р е

Перейти на страницу:

Похожие книги

Некоторые не попадут в ад
Некоторые не попадут в ад

Захар Прилепин — прозаик, публицист, музыкант, обладатель премий «Большая книга», «Национальный бестселлер» и «Ясная Поляна». Автор романов «Обитель», «Санькя», «Патологии», «Чёрная обезьяна», сборников рассказов «Восьмёрка», «Грех», «Ботинки, полные горячей водкой» и «Семь жизней», сборников публицистики «К нам едет Пересвет», «Летучие бурлаки», «Не чужая смута», «Всё, что должно разрешиться. Письма с Донбасса», «Взвод».«И мысли не было сочинять эту книжку.Сорок раз себе пообещал: пусть всё отстоится, отлежится — что запомнится и не потеряется, то и будет самым главным.Сам себя обманул.Книжка сама рассказалась, едва перо обмакнул в чернильницу.Известны случаи, когда врачи, не теряя сознания, руководили сложными операциями, которые им делали. Или записывали свои ощущения в момент укуса ядовитого гада, получения травмы.Здесь, прости господи, жанр в чём-то схожий.…Куда делась из меня моя жизнь, моя вера, моя радость?У поэта ещё точнее: "Как страшно, ведь душа проходит, как молодость и как любовь"».Захар Прилепин

Захар Прилепин

Проза о войне
Афганец. Лучшие романы о воинах-интернационалистах
Афганец. Лучшие романы о воинах-интернационалистах

Кто такие «афганцы»? Пушечное мясо, офицеры и солдаты, брошенные из застоявшегося полусонного мира в мясорубку войны. Они выполняют некий загадочный «интернациональный долг», они идут под пули, пытаются выжить, проклинают свою работу, но снова и снова неудержимо рвутся в бой. Они безоглядно идут туда, где рыжими волнами застыла раскаленная пыль, где змеиным клубком сплетаются следы танковых траков, где в клочья рвется и горит металл, где окровавленными бинтами, словно цветущими маками, можно устлать поле и все человеческие достоинства и пороки разложены, как по полочкам… В этой книге нет вымысла, здесь ярко и жестоко запечатлена вся правда об Афганской войне — этой горькой странице нашей истории. Каждая строка повествования выстрадана, все действующие лица реальны. Кому-то из них суждено было погибнуть, а кому-то вернуться…

Андрей Михайлович Дышев

Детективы / Проза / Проза о войне / Боевики / Военная проза
Семейщина
Семейщина

Илья Чернев (Александр Андреевич Леонов, 1900–1962 гг.) родился в г. Николаевске-на-Амуре в семье приискового служащего, выходца из старообрядческого забайкальского села Никольского.Все произведения Ильи Чернева посвящены Сибири и Дальнему Востоку. Им написано немало рассказов, очерков, фельетонов, повесть об амурских партизанах «Таежная армия», романы «Мой великий брат» и «Семейщина».В центре романа «Семейщина» — судьба главного героя Ивана Финогеновича Леонова, деда писателя, в ее непосредственной связи с крупнейшими событиями в ныне существующем селе Никольском от конца XIX до 30-х годов XX века.Масштабность произведения, новизна материала, редкое знание быта старообрядцев, верное понимание социальной обстановки выдвинули роман в ряд значительных произведений о крестьянстве Сибири.

Илья Чернев

Проза о войне