Жизнь продленная

— Твой Крым… — проговорит Глеб, полуобнимет Лену и положит ее голову к себе на плечо. — Твои волосы и здесь пахнут степью и солнцем.

— Тогда ты говорил еще — и радостью.

— Ты запомнила?

— Я все помню.

Глеб покачает головой, но соврать насчет радости не сможет…

Они уезжали из Владивостока, твердо решив больше не появляться здесь до самого дня посадки на пароход. За что-то обижались на этот город, как будто у него только и было забот, что благодетельствовать троим крымским путникам, случайно оказавшимся на его улицах. У него ведь была еще и своя собственная жизнь — не только заботы о проезжающих. Но проезжающие и приезжие никогда не помнят об этом.

Не «принятые» городом, они возвращались в свою неприютную казарму действительно как домой, и даже торопились. Им уже хотелось поужинать. Хотелось лечь — и подождать еще одного утра: вдруг оно окажется действительно мудренее вечера.

Но следующее утро не принесло ничего нового. И еще несколько следующих.

Сидение в казармах непонятно затягивалось, деньги за сентябрь почему-то не выдавали, и настало такое время, когда Глебу пришлось вспомнить о своих шелковых сорочках, которые пропутешествовали в его нелепом чемодане от берегов немецкой Балтики до Великого, или Тихого, океана. Честно говоря, Глебу жаль было расставаться с ними, поскольку за всю свою жизнь он еще никогда не носил и не имел таких красивых, но теперь делать было нечего. Хотелось побаловать чем-нибудь вкусненьким своих «ребятишек» — так назывались у него Лена и будущая Наташка, и, кроме того, люди очень советовали купить луку, чтобы не заболеть на Чукотке цингой.

Так состоялась еще одна поездка во Владивосток. Были проданы сорочки и куплен лук. Глеб, разгулявшись, предложил даже зайти на оставшиеся деньги в знаменитый «Золотой Рог» — ресторан золотоискателей, бездомных моряков, бродяг и освобожденных заключенных, между прочим совсем не бедных. Глебу хотелось не столько погулять в этом злачном месте, сколько взглянуть на него как на достопримечательность. Но Лена воспротивилась. Ей теперь даже вид выпивших людей был неприятен, не говоря уж о том, чтобы самой сидеть за пьяным столом.

Вместо ресторана они посетили пароход «Петр Чайковский», на котором им предстояло (что было уже объявлено) плыть на Чукотку.

Об этом пароходе в казарме ходили всякие недобрые слухи. Говорили, что это совсем старая посудина и что капитан поэтому отказывался принять на борт людей: грузы, дескать, я обязан принять и готов отчалить в ними немедленно, а за людей отвечать не хочу. Предполагали, что именно из-за этого все откладывается и откладывается посадка. И действительно: уже пять раз назначался «последний» срок отправки — 16, 18, 20, 22, 25 сентября… Кто-то уже предрекал: останемся зимовать здесь, жить придется в той же казарме, деньги будут платить как находящимся в резерве — только за воинское звание, а почти у всех жены, дети. Беда!..

«Петр Чайковский» и впрямь выглядел «стариком» — с выпуклыми бортами, с круглой высокой трубой, весь какой-то слегка прогнувшийся, — словом, типичный пароход со старинной, времен первой мировой войны, фотографии. Но он явно готовился в рейс — и не только с грузом. На палубе в одном ряду с самоходными орудиями стояли две походные кухни, тоже прихваченные к палубе, толстой проволокой. Над люками были сколочены из свежих, еще пахнущих древесиной досок тамбуры с дверцами: через них пассажиры будут входить в твиндеки, проще говоря — трюмы.

Показав гостям палубу, дежурный матрос провел их в один из пассажирских твиндеков. Вниз цела довольно крепкая лестница с гладкими поручнями. Вниз и в темноту. Потому что во всем большом и гулком помещении трюма горела всего одна лампочка желтого накала. Потребовалось время, чтобы глаза попривыкли к такому освещению… Однако и привыкнув и приглядевшись, тут ничего нельзя было увидеть отрадного, ничего, кроме нескончаемых, уходящих и вправо, и влево, и в глубину двухъярусных нар, почти таких же, как в казарме, но более широких и мощных. Спать ни них всем предстояло вповалку.

— Когда пойдем, тут светло будет! — бодро пообещал морячок, совсем еще мальчик, своим притихшим гостям.

— А холодно не будет? — поежилась Лена.

— До Чукотки не будет!

Больше и спрашивать было как будто бы не о чем. Постояли, потоптались и начали оглядываться на люк, из которого тянулась сюда манящая полоса дневного света.

— Да вы не бойтесь, как-нибудь дотопаем! — начал морячок утешать будущих пассажиров. — Он хотя и старенький, наш «композитор», но недавно вышел из капитального ремонта… Главное, луком запаситесь, а то на Чукотке нечем будет спирт закусывать…