Жизнь продленная

Мокрый до пояса, с чавкающей в сапогах водой, он вернулся в твиндек, разулся, снял, прикрываясь одеялом, брюки и выкрутил их над тазиком. Потом забрался под одеяло к Лене.

— Больше я тебя не пущу на палубу, — сказала она слабым голосом, так не соответствующим решительному смыслу слов.

— Я и сам не пойду, — серьезно пообещал Глеб, сознавая, что теперь должен неотлучно быть рядом с нею. Он еще не представлял себе, как сумеет, в случае настоящей беды, помочь ей, но совершенно ясно знал: надо быть все время поблизости.

— Я, наверно, опротивела тебе такая… — проговорила Лена. — Но я не виновата.

— Не говори глупостей.

Он погладил ее по щеке.

— Дай мне твою морскую руку! — вдруг встрепенулась Лена. И начала водить его ладонью по воспаленному исхудалому лицу своему.

— Дай и вторую, — попросила она через некоторое время. И тут Глеб почувствовал, что она целует его ладонь… Все в нем напряглось или сжалось до какого-то последнего предела, на его губах стало солоно, как от морской воды, а в груди — светло и больно. Надо было что-то сделать или сказать в ответ на этот удивительный поцелуй, но ничто не могло быть ответом.

— Прости меня за твои муки! — только и сказал он.

— Нет, это ты меня прости, — отвечала Лена. — Я — плохая жена. Это я должна бы поддерживать тебя… Спасибо тебе, что ты еще терпишь меня и так ухаживаешь. Если я выживу…

— Ну-ну! Об этом и думать не смей. Табу!

— Мне страшно. Я боюсь и дороги, и Чукотки. Ведь там ни больниц, ничего…

— Где есть армия, там есть все — и больницы, и книги, и хлеб, и транспорт. Армия — очень сильный и жизнеспособный организм. Бывают такие бои, такие драматические ситуации, что кажется: никого не осталось! А как только появятся враги, по ним кто-то стреляет. Проходит немного времени — я восстанавливается связь, собираются какие-то силы… Человек вообще очень устойчив и живуч: он способен выжить в огне и в воде. Надо только не поддаваться мрачным мыслям даже на краю жизни… В жизни все чередуется — хорошее с плохим, плохое с хорошим. И если нам сейчас плохо, то, значит, завтра будет хорошо. Плохое не может продолжаться бесконечно. Мы всегда живем как на волнах — то вверх, то вниз. Но снизу все равно опять наверх…

Глеб словно бы наговаривал, не умея петь, колыбельную песенку — и Лена незаметно уснула.

Он лежал и напряженно прислушивался: не заработает ли машина?

Машина не работала.

Тогда его слух перемещался на палубу: не кричат ли там «Все наверх!»?

Нет, и этого не было.

И долго, долго тянулось колыхающееся время…

— Я не отлежала тебе руку? — вдруг открыла Лена глаза, уже не такие яркие, какие были в Крыму.

— Нет, нет, отдыхай. Я покараулю тебя, — сказал Глеб.

— Я уже выспалась… Мы много проехали?

— Не знаю.

— А ты спроси.

— Никто не знает… Никто не выходит на палубу.

Лена приняла это объяснение и снова умолкла, закрыла глаза.

— Господи, когда же конец? — прошептала она много времени спустя.

Потом еще:

— И зачем это болтают разные глупости про офицерских жен? Они — героини. Как те женщины, что у Некрасова…

13

— Старшие команд — к начальнику эшелона! — прокричал сверху посыльный, и в твиндеке стало тихо. Смолкли жалобы, стоны, разговоры. Женщины и даже дети начали передавать по цепи:

— Старшие команд — к начальнику эшелона!

В этих голосах слышалась скорее надежда, а не тревога. Люди не могли знать, зачем собирают старших, и думали разное: может быть, откроют бочки с огурцами и помидорами и станут законно выдавать соления страдающим от морской болезни, а может, получено какое-нибудь сообщение с материка… Мало ли что! По крайней мере, ничего особенно плохого не ждали. Куда тут хуже-то?.. Может быть, только Тихомолов да еще скрывшийся где-то в дальнем углу его вчерашний знакомый поняли всю серьезность этого вызова. Но и тот и другой молчали.

Завозился на своем привилегированном месте — крайнем у прохода — старший седьмой команды майор Доброхаткин. Но только он поднялся, как его тут же стошнило.

— Капитан Тихомолов! — жалобным, но все же вроде как «командным» голосом позвал он.

— Я вас слушаю! — отозвался Глеб.

— Сходи за меня на совещание.

Глеб боялся уходить далеко от Лены, и ему хотелось как-нибудь отказаться от этого поручения. Но когда почти наверняка знаешь, почему собирают старших команд…

— Ладно, схожу, — отозвался он.

— Осторожней ходи по палубе! — попросила Лена.

На палубе он первым делом глянул на берег и увидел, что он заметно и неоспоримо приблизился. Заборчик из рифленого железа превратился в высунутую из воды челюсть какого-то огромного чудовища. А здесь была неуправляемая, набитая до отказа людьми железная коробка. Правда, с шикарной капитанской каютой, где и проходило совещание.