Жизнь продленная

— Конечно, я могу сойти в Петропавловске с нашего гиблого «Чайковского» и махнуть обратно на запад, домой, — кричал человек. — А ведь — не сойду. Поеду, раз уж отправился, до конца. Закон дороги… В русском человеке вообще сидят какие-то бациллы непоседливости, — продолжал он, благо его слушали. — Все время нам надо куда-то ехать, кому-то помогать, кого-то выручать, кого-то обучать. Черт знает что! Сами у себя, в коренной России, бедствуем, а окраины все поднимаем, все просвещаем — и по-другому, наверно, не можем. Как ты считаешь? Да еще хорошо, если нам потом спасибо скажут. А то и забудут…

Пока человек в свитере рассуждал о себе и России, а Глеб впервые слушал такие слова, к ним подошел моряк. На груди у него по-прежнему покачивался тяжелый бинокль, хотя в море теперь даже в астрономический телескоп нельзя было увидеть ничего, кроме нескончаемых водяных холмов. Моряк был в пронзительно черном форменном плаще с серебряными погонами («Свой брат инженер», — сказал бы Николай Густов) и выглядел, надо сказать, великолепно, убедительно, почти празднично на фоне всего серого и мутного.

— Радио не работает, — сказал моряк, — так что неплохо бы выпустить в твиндеках боевые листки, посвященные нашим ремонтникам. В этих невероятных условиях они совершили настоящее чудо, которого трудно ждать даже при штилевой погоде. Совсем мальчишки, салажата, второй или третий раз в море, травили над станком — и работали с точностью до микрона. Можете поверить, я кое-что понимаю в этом деле…

— Есть же у нас люди! — не утерпел человек в свитере.

— Есть, и о них пока еще никто ни слова, — продолжал моряк, кажется тоже чуть-чуть воодушевляясь. — Представляете ситуацию? Нам на помощь идут ледокол и транспорт, за ходом дела постоянно следит Москва, а спасают положение двое этих неожиданных салажат!

— А нельзя ли поговорить с ними? — загорелся тут и Тихомолов, дразнимый своим журналистским и просто человеческим любопытством. — Я в газете работал, — добавил он, помня благотворное действие этих слов на людей.

Моряк действительно посмотрел на него несколько по-новому, с некоторым интересом и проговорил:

— Попробую устроить.

Он повел Глеба в сторону капитанского мостика, удивительно сохраняя свое моряцкое достоинство. Он шел ровно и прямо, не позволяя себе сделать и двух шагов в сторону, тем более — сорваться в неудержимое боковое пикирование по раскачавшейся, как огромная люлька, палубе. Не спеша, красиво поднялся он по металлической лесенке, то бишь трапу, наверх, в святая святых, куда пассажирской ноге ступать не позволялось, и вошел к капитану. «А жалкий на вид, наземный капитанишка, остался внизу, так сказать, у крыльца…» — подумал Глеб. Но через несколько минут к нему соскользнул, скатился сверху маленький ловкий колобок — старший механик.

— Пошли вниз! — махнул он рукой.

Глеб едва поспевал за ним.

Чем глубже во чрево, тем маслянистее были трапы и поручни, громче и мощнее становился гул работающих машин. Здесь уже чувствовалась сила работающего, шевелящегося крупного железа.

— Живут! — прокричал стармех, имея в виду свои машины.

И юркнул куда-то в сторону, открыв железную дверцу.

— Сюда!

Хватаясь и придерживаясь за что придется руками, Глеб вошел.

Судовая мастерская выглядела очень скромно: небольшой верстачок со многими вмятинами и заусеницами на дереве, маленький и старенький токарный станок, механическое сверло, тиски. Под потолком — тусклая, как в пассажирских твиндеках, лампочка. Пахло железом, маслом, и никого не было видно. Однако стармех позвал:

— Витек!

В дальнем углу на деревянном ящике кто-то заворочался, из-под жесткого, пропитанного железной пылью ватника высунулась нога в проношенном на пятке нечистом носке, а с другой стороны — маленькая светловолосая голова.

— Есть! — по-морскому отозвался малорослый парнишка, чье детство пришлось на войну.

— Вот тут товарищ журналист хочет с тобой побеседовать.

— А чего? — совсем по-мальчишески спросил Витек.

— Расскажи, как работал в море по ремонту машины.

Витек поочередно всовывал ноги в стоявшие у ящика растоптанные полуботинки.

— Так вы же сами знаете, товарищ стармех.

— Я — одно дело, ты — другое. Ты — герой этого случая.

Витек немного привел себя в порядок.

— Здравствуйте! — вспомнил он.

— Здравствуй.

— Так что ж, я не знаю… Вот товарищ стармех показал нам с Сашкой Удодом деталь, спросил: «Можете такую выточить?» А мы и сами не знаем, можем или нет. Я говорю Сашке: «Давай попробуем!» — «Давай», — говорит. Ну и начали… Нам даже обед сюда приносили, хотя рубать ничего не хотелось.

— Качка мешала? — спросил Глеб.

— Да и качка, — смущенно улыбнулся Витек. — Хотя, когда работаешь, ее не так заметно.

— А какие еще трудности были?

— Так главная трудность — точность. Надо было точь-в-точь сделать… Тут к нам еще капитан второго ранга приходил, советовал кое-что.

— А что именно?

— Ну, как удобнее во время качки у станка стоять. Мы даже пробовали ногу к станку привязать, чтобы вместе с ним качаться.

— Лучше стало?

— Да сперва вроде получше, потом отвязался…