Жизнь продленная

Глеб задал еще несколько традиционных вопросов — кто учил, да кто помогал, да кто дома есть, — но ничего необычного не услышал. Все было обыденно, даже как-то скучновато. Ярко запомнились одни только руки, когда Витек подошел к токарному станку, зажег над ним более сильную, чем под потолком, лампочку и стал поглаживать суппорт. Они были темные, в ссадинах и царапинах, тонкие в запястье и широкие в ладонях, с какими-то расплющенными на концах пальцами. Небольшие, мальчишеские, но уже умелые руки — и старенький, как сам «Чайковский», скорее всего не современный, станок. Вот и все, что было и теперь, и тогда, когда пароход безмолвно ждал той небольшой детальки, придвигаясь помаленьку к гибели…

Глеб так и не придумал, о чем бы спросить этого паренька, — отвык от журналистики! Он только смотрел на слабые руки подростка, пытался как-то сопоставить их с размерами всей ожившей железной громадины, и мысли уносились неведомо куда! Чуть ли не к самым истокам человеческого бытия и деяния. Ему вдруг подумалось, что само понятие  Ч е л о в е к  возникло, может быть, одновременно с понятием — р а б о ч и е  р у к и.

Человек остался бы не очень красивым зверем, если бы не они.

Жизнь на Земле протекала бы совсем по-иному, если бы не они.

И если когда-то сама Земля окажется в смертельной опасности, спасут ее люди со здоровой, хорошо работающей головой и умными рабочими руками.

Но как все это связать с худеньким смущенным парнишкой, пожалуй еще и недовольным, оттого что его разбудили, не дали как следует отоспаться?

16

24 октября

С н о в а  П е т р о п а в л о в с к - н а - К а м ч а т к е

Нас поставили к причалу судоверфи, где «Чайковскому» предстоит ремонт. У причала медленно, муторно покачивает. Прибыл главный инженер судоверфи, осмотрел машину и весь пароход, поставил диагноз:

— Хорошо, если дойдет до Чукотки. Обратно его гнать не стоит.

А пока суд да дело, ко всему привычные «чайковцы» двинулись на городской базар, потащили туда свой заветный владивостокский лук, припасенный против чукотской цинги. Оказывается, здесь растут и созревают почти все овощи, но лук почему-то не растет и потому пользуется большим спросом. Местные жители быстро освободили нас от лука, а мы закупали на вырученные деньги картошку, балык, молоко для детей. Пытались продавать кое-что из одежды, но такой товар здесь не в почете. Местные не хотят «обарахляться» и подкапливают деньги к возвращению на Большую землю. А для здешней жизни — что есть, то и ладно. Не для гулянок сюда приехали…

Когда мы сошли с парохода на причал, Лена вдруг пошатнулась и схватилась за мою руку.

— И тут качает! — с ужасом сообщила она.

Мне тоже земля показалась недостаточно прочной. Пошутил:

— Узенький полуостров — вот океан и раскачал его.

— Я тебе правду говорю! — обиделась Лена.

И всю дорогу жаловалась, что земля «плавает под ногами».

Потом у нас был царский обед — балык с горячей картошкой. Поуспокоилась качка. Лена повеселела и сразу как-то посвежела — у нее это делалось одновременно и быстро.

— Может, я и доеду? — вдруг спросила она, глядя на меня чистыми глазами, которые снова вдруг стали их сиятельствами. — Может, мне и не надо здесь оставаться? Как ты считаешь?

Это она продолжала разговор, начатый в море, в последнюю ночь перед Петропавловском. Ей тогда совсем стало плохо. «Если я дотяну до Петропавловска, ты меня оставь в нем, — просила она. — Больше я не смогу… Доживу до весны, до следующей навигации, а там приеду к тебе… Или ты за мной приедешь… Я еще прошлый раз слышала, что за четыреста рублей в Петропавловске можно снять маленькую комнатку… Ты же сможешь присылать мне сколько-нибудь денег?..» В общем, она думала обо всем этом всерьез, практично, и я не мог отговаривать ее. Я уже и сам боялся за ее здоровье, даже за жизнь. Тут еще прошел слух, что одна женщина родила на «Чайковском» мертвого ребенка. Потом добавили, что умерла и женщина-роженица… «Да, — согласился я тогда. — Если можно будет остаться тебе в Петропавловске и как-то дотянуть до получения денег, оставайся».

А теперь она уже боится и сомневается: хорошо ли не доехать до места? Как-то еще раньше она говорила, что эта дорога для нас самая важная. Как мы пройдем ее, так и вся наша дальнейшая жизнь пойдет…

25 октября

С утра по всему твиндеку разносится стук и звон всевозможной посуды, выкрики: «Пятая команда — за завтраком!», «Третья команда — за чаем!». Дежурные «кашеносы» быстро отправляются за супом. Потом возвращаются.

— Давайте посуду под суп!

— Чай получай!

На трепе, выходящем на палубу, нередко возникают пробки: сверху несут суп и чай, наверх — горшки, тазики.

После завтрака женщины начинают промышлять насчет стирки. Более совестливые выходят на палубу или на берег, другие устраиваются прямо в твиндеке. Много пеленок.