Жизнь продленная

Гертруда Винкель давно уже не жила спокойно. На смену одним тревогам и волнениям приходили другие, новые, своей новизной еще больше пугающие. Ее настораживали теперь и добрые вести («Разве может быть в такое время что-нибудь хорошее!»). Ей, например, очень повезло с этими русскими, она была сыта, и при деле, и, кажется, в безопасности, — но и тут она не разрешала себе радоваться. Она говорила себе: это плохо кончится! Она боялась за себя, и за Кристину, и за своего Фердинанда, который неожиданно объявился, наконец-то нашелся… неизвестно только, к добру ли это.

Прошлую ночь она провела, впервые за эти годы, с мужем. Эта ночь освежила совсем было потускневшую надежду на нормальную жизнь. Она была счастливой, эта ночь, и сама фрау Гертруда — как в юности… Но вот счастливая женщина вернулась к своей повседневной жизни — и уже не радуется, а боится. Боится почти так же, как боялась ранней весной этого года, когда страх повис над всей Германией подобно густому туману, не позволяя проглянуть сквозь него ни звездам, ни солнцу, ни надеждам. Над Германией тогда как будто не стало неба, не стало простора, а сама земля немецкая словно бы сжималась и уменьшалась прямо на глазах. На нее давили уже с двух сторон. Куда тут бежать, где искать хотя бы крошечный островок нормальной жизни с тихим небом над головой — было неясно. Страшнее всего представлялись немцам, конечно же, русские с их «азиатскими ордами», как говорил Гитлер, и мстительными евреями, которые будто бы не щадят ни женщин, ни детей. Было ясно: надо от них убегать! Но куда и к кому? Кто и где ждет тебя, оставившего свой дом? Кто даст тебе кров и хлеб? Да и у кого найдется сегодня кров и хлеб для другого? Особенно если у тебя нет ни золота, ни драгоценностей.

«Лучшие немцы» Гроссдорфа уже грузили свое имущество на автомашины, соседи Гертруды Винкель торопили ее и как будто начинали подозревать в чем-то: «А вы что же не собираетесь, фрау Винкель?» Чуть ли не весь город готов был сдвинуться с места и переехать куда-то в спасительную тишину, а фрау Винкель все еще не могла бросить свой дом.

«Надо же что-то решать, — говорила она себе. — Надо же что-то решать…» Но ни сил, ни смелости для окончательного решения у нее не было. И еще Кристина все время подбавляла сомнений: «Куда мы поедем? Где теперь есть что-нибудь?» Бедная девочка уже прошла свою голгофу — от Штеттина до Гроссдорфа, потеряла на этой дороге свою мать, любимую сестру Гертруды, и больше не хотела ничего. Попав в Гроссдорф, она решила, что лучшего места искать в теперешние времена просто бессмысленно.

И все-таки они наладили тогда велосипед и тачку. И, возможно, утром отправились бы в свое самоизгнание, если бы ночью Гертруде не принесли письмо от Фердинанда.

«Дело, которым я занимался, завершается, — осторожно сообщал Фердинанд, — и теперь мы, возможно, скоро встретимся. Все зависит от дороги».

Гертруда поняла, что все зависит от той дороги, по которой будет отступать Фердинанд, и осталась ждать. Она ждала мужа каждую ночь — с вечера до рассвета, боясь только одного: как бы он от нетерпения не дезертировал. Она видела одного дезертира, повешенного на дереве при дороге, и боялась за Фердинанда. Затем, когда пришли русские, она уже хотела, чтобы он успел вовремя дезертировать, а не продолжал воевать. Наконец он стал сниться ей в самых ужасных видах — даже распятым, подобно Христу, и она решила, что его больше нет в живых. А то вдруг явственно слышала среди ночи  е г о  стук и бежала открывать…

И вот прошлой ночью они встретились. У родственников Фердинанда, в небольшой пригородной деревне. В подвале, оборудованном, как у всех, под бомбоубежище. При свете фронтового светильничка. Когда Гертруда увидела Фердинанда в гражданской одежде, исхудавшего и небритого, ее пронзила такая жалость к нему, такое сострадание, что она готова была взять его на руки.

«Почему ты не пришел прямо домой?!» — спросила она.

«Не будем пока говорить об этом», — сказал Фердинанд.

Они сели на старый диван, но почему-то не очень близко друг к другу — отвыкли!

«В Сибирь я никогда не опоздаю», — продолжал Фердинанд.

«Но почему обязательно в Сибирь?» — спросила Гертруда.

«Потому что они всех пленных направляют туда — отрабатывать за военные разрушения».

«Теперь война кончилась, и они, может быть…»

«Мы еще не знаем, что они для нас готовят».

«Они не злобные».

«Ты так хорошо их узнала?»

«Они мне ничего плохого не делали… и не предлагали».

«Хорошо, не будем об этом. Дай мне подождать, посмотреть и подумать».

«Да, да, Фердинанд, пусть так. Я сама все время чего-то боюсь… Ты ничего не слышал о тринадцатом дне?»

Гертруда услышала об этом тринадцатом дне перед тем, как пойти сюда, к Фердинанду. Она торопилась, но все же дослушала то, что шепотом передавали немцы друг другу. Говорили, будто на тринадцатый день после окончания войны начнется новая война — совместная война англо-американцев и немцев против русских…