Вторая ошибка комментируемого фрагмента, возможно, заключается в том, что французский поэт Жоашен дю Белле (Joachim Du Bellay; 1522–1560), как кажется, перепутан со своим другом и сотоварищем по “Плеяде” Пьером де Ронсаром (Pierre de Ronsard; 1524–1585). У Ронсара, как и у дю Белле, не находится строки “Опьянев от пьянящего танца”, но зато в его “Les Mascarades” (“Маскарадах”) изображается, как Маргарита де Валуа танцует вольту с братом на своей свадьбе с Генрихом IV (Наваррским) (Henri IV, Henri le Grand, Henri de Navarre; 1553–1610) 14 августа 1572 г.: “Le Roi dansant la volte provençale / Faisait sauter la Charitе́, sa sœur: / Elle, suivant une grande douceur, / A bonds lе́gers volait parmi la salle” (“Король танцует провансальскую вольту и заставляет подпрыгивать Милосердие, сестру свою. Та, преисполненная великой нежности легкими прыжками летала по залу”) (433, p. 160). Логично предположить, что именно этот текст Ронсара и переводили студийцы Лозинского и что он, в свою очередь, пробудил в них интерес к вольте.
Благодарю Е. Грачеву, Я. Линкову и М. Неклюдову за помощь, оказанную при написании этого фрагмента путеводителя.
С. 288
Почему – “entrez”, а не “входите”, – ведь мы не во Франции. – Сравните в мемуарах Г. Иванова о его первом разговоре с Мандельштамом: “Заговорил он со мной, неизвестно почему, по-французски, старательно грассируя. На каком-то слишком «парижском» ррр… как-то споткнулся. Споткнулся, замолчал, залился густой малиновой краской, выпрямился еще надменней…” (157, т. 3, с. 90).С. 288
А то бы я сгорел, как белая страница. “Немного дыма и немного пепла”… Из четверостишия Мандельштама 1911 г.:О небо, небо, ты мне будешь сниться!Не может быть, чтоб ты совсем ослепло,И день сгорел, как белая страница:Немного дыма и немного пепла!(226, т. 1, с. 16)
И Мандельштам, и Гумилев в изображении О. часто прибегают к автоцитатам. В других мемуарах об этих поэтах такая особенность их устной речи не зафиксирована.
С. 289
Артур Лурье находит, что галстук в крапинку элегантнее всего, а он arbiter elegantiarum. – Вряд ли композитор-авангардист Артур Винцент Лурье (псевдоним Наума Израилевича Лурья, 1892–1966) кем-нибудь воспринимался как арбитр вкуса и элегантности. Его внешность и манеру одеваться исследователи справедливо называют “экстравагантной” и приводят следующий словесный портрет Лурье работы А. Куприна: “Всегда в ярко-зеленом костюме фантастического покроя, украшенном громадными, величиной с чайное блюдечко, зелеными пуговицами спереди, сзади и на обшлагах, в большом отложном воротнике, оставлявшем декольтированной длинную, жилистую, с кадыком, шею, в больших открытых туфлях на французских дамских каблуках” (166, с. 32).
С. 289
– Я с того вечера в клубе поэтов не видел Александра Александровича. Мне о многом, об очень многом хочется с ним поговорить. – Сравните с известной О. раздраженной констатацией в записной книжке Блока от 8 декабря 1920 г.: “Звонил Мандельштам (Иосиф), хотел прийти, но я отговорился делом” (54, с. 509).
С. 290
Приглашение на “Торжественное собрание в 84-ю годовщину смерти Пушкина” в Доме литераторов получить было нелегко. – Пушкинский вечер в Доме литераторов состоялся 13 февраля 1921 г. В президиуме сидели М. Кузмин, А. Ахматова, В. Ходасевич, М. Кристи, А. Кони, Н. Котляревский, П. Щёголев, И. Садофьев, А. Волынский, П. Губер, Н. Волковысский и К. Чуковский. Выступили Б. Харитон, Блок, Кузмин, Ходасевич и Эйхенбаум (212, с. 29).
С. 290
Из-за недостатка места число приглашенных было крайне ограничено – в расчете на одну лишь “элиту”. – Тем не менее А. Оношкович-Яцына, которую в это время вряд ли можно было отнести к числу “элиты” петроградского литературного общества, ни о каком ажиотаже при получении пригласительных билетов в дневнике не упоминает и описывает получение такого пригласительного вполне буднично: “Вечером предстоит торжественное чествование памяти Пушкина в Доме Литераторов. Днем я зашла туда за билетом” (289, с. 402).