С. 279
Не верь, не верь поэту, дева, / Его своим ты не зови… – Начальные строки стихотворения Тютчева 1839 г.:Не верь, не верь поэту, дева;Его своим ты не зови —И пуще пламенного гневаСтрашись поэтовой любви!Вотще поносит или хвалитЕго бессмысленный народ…Он не змеею сердце жалит,Но, как пчела, его сосет.Его ты сердца не усвоишьСвоей младенческой душой;Огня палящего не скроешьПод легкой девственной фатой.Твоей святыни не нарушитПоэта чистая рука,Но ненароком жизнь задушитИль унесет за облака.Поэт всесилен, как стихия,Не властен лишь в себе самом;Невольно кудри молодыеОн обожжет своим венцом.(376, с. 98)
С. 279
Разыгралась что-то вьюга! – Снег столбушкой поднялся. – С небольшой неточностью цитируются строки из поэмы Блока “Двенадцать” (55, т. 3, с. 356).
С. 280
…идет, шатаясь, сквозь буран. – Из стихотворения Блока “Поздней осенью из гавани…” (1909). См. его текст на с. 502.
С. 280
Уже потом, в Париже, я прочла в Дневнике Блока… – …мне это еще очень приятно. – О. было настолько важно упоминание о ней в дневнике Блока, что она (очень редкий случай в НБН) прямо сослалась на один из источников своих воспоминаний. Сравните с полным текстом записи из дневника Блока от 22 октября 1920 г.:“Вечер в клубе поэтов на Литейной, 21 октября, – первый после того, как выперли Павлович, Шкапскую, Оцупа, Сюннерберга и Рождественского и просили меня остаться.
Мое самочувствие совершенно другое. Никто не пристает с бумагами и властью.
Верховодит Гумилев – довольно интересно и искусно. Акмеисты, чувствуется, в некотором заговоре, у них особое друг с другом обращение. Все под Гумилевым.
Гвоздь вечера – И. Мандельштам, который приехал, побывав во врангелевской тюрьме. Он очень вырос. Сначала невыносимо слушать общегумилевское распевание. Постепенно привыкаешь, «жидочек» прячется, виден артист. Его стихи возникают из снов – очень своеобразных, лежащих в областях искусства только. Гумилев определяет его путь: от иррационального к рациональному (противуположность моему). Его «Венеция». По Гумилеву – рационально все (и любовь и влюбленность в том числе), иррациональное лежит только в языке, в его корнях, невыразимое. (В начале было Слово, из Слова возникли мысли, слова, уже непохожие на Слово, но имеющие, однако, источником Его; и все кончится Словом – все исчезнет, останется одно Оно.)
Пяст, топорщащийся в углах (мы не здороваемся по-прежнему). Анна Радлова невпопад вращает глазами. Грушко подшлепнутая. У Нади Павлович больные глаза от зубной боли. Она и Рождественский молчат. Крепкое впечатление производят одни акмеисты.
Одоевцева” (55, т. 7, с. 371).
Купюра “«жидочек» прячется” в этом издании восстановлена по статье: 115, с. 155.
С. 280
В тот день я пришла в Дом искусств на лекцию Чуковского… – Речь идет о докладе К. Чуковского “Две России: Ахматова и Маяковский”. В ДИСКе Чуковский читал его трижды – 20 сентября, 30 сентября и 16 декабря 1920 г. (211, с. 623–624). Учитывая, что далее будет упомянут Мандельштам, приехавший в Петроград в начале октября, можно уверенно датировать комментируемый фрагмент 16 декабря.
С. 281
Вся эта амуниция досталась ему из шведского Красного Креста, где когда-то служил его теперь эмигрировавший старший брат. – Сравните еще в рецензии О. на собрание сочинений Гумилева: “Гумилев в Царском Селе действительно был частым гостем в семье Оцупов и нередко обедал у них. Брат Н. Оцупа служил в Шведском Красном Кресте и Оцупы не испытывали продовольственных стеснений, продолжали вести «буржуазный образ жизни», охотно принимая у себя поэтов” (283, с. 286). По-видимому, имеется в виду Сергей Авдеевич Оцуп (1886?–1974). Сведения о его службе в Красном кресте не разысканы, однако именно Сергей Авдеевич, эмигрировавший из России в начале 1920 г., имел необходимые средства и желание, чтобы материально поддерживать Николая и остальных братьев (благодарю К.И. Финкельштейна за помощь в прояснении биографических обстоятельств братьев Оцупов).