С. 269
Веницейской жизни мрачной и бесплодной… – В голубое, дряхлое стекло. – Без ошибок цитируется первая строфа стихотворения Мандельштама 1920 г.:Веницейской жизни мрачной и бесплоднойДля меня значение светло.Вот она глядит с улыбкою холоднойВ голубое дряхлое стекло.Тонкий воздух кожи. Синие прожилки.Белый снег. Зеленая парча.Всех кладут на кипарисные носилки,Сонных, теплых вынимают из плаща.И горят, горят в корзинах свечи,Словно голубь залетел в ковчег.На театре и на праздном вечеУмирает человек.Ибо нет спасенья от любви и страха:Тяжелее платины Сатурново кольцо!Черным бархатом завешанная плахаИ прекрасное лицо.Тяжелы твои, Венеция, уборы,В кипарисных рамах зеркала.Воздух твой граненый. В спальне тают горыГолубого дряхлого стекла.Только в пальцах роза или склянка —Адриатика зеленая, прости!Что же ты молчишь, скажи, венецианка,Как от этой смерти праздничной уйти?Черный Веспер в зеркале мерцает.Всё проходит. Истина темна.Человек родится. Жемчуг умирает.И Сусанна старцев ждать должна.(226, т. 1, с. 78–79)
Не только в воспоминаниях О. и Павлович, но и дневнике Блока отмечено чтение Мандельштамом именно этого стихотворения (см. с. 671–672).
С. 269–270
Гумилев, скрестив руки на груди… – …и все это его не касается. – Некоторые формулировки комментируемого фрагмента дословно совпадают с формулировками, уже встречавшимися читателю НБН ранее. Как уже говорилось, объясняется это тем, что книга создавалась не единым непрерывным потоком, а кусками, которые затем печатались в различных изданиях. Времени и, возможно, терпения у О., когда она монтировала эти куски в единое целое, хватало не всегда.Пяст изображен в комментируемом фрагменте “с чрезвычайно независимым выражением лица”, поскольку он в описываемый период находился в состоянии тяжелой ссоры с Блоком.
С. 270
Мандельштам привез ее из своих “дальних странствий”… — Отсылка к зачину басни Крылова “Лжец”:Из дальних странствий возвратясь,Какой-то дворянин (а может быть, и князь),С приятелем своим пешком гуляя в поле,Расхвастался о том, где он бывал,И к былям небылиц без счету прилыгал. (177, с. 112)С. 270
…к нему подошел Кривич, сын Иннокентия Анненского, тоже поэт… – Валентин Иннокентиевич Кривич (наст. фамилия Анненский; 1880–1936) выпустил одну книгу стихов “Цветотравы” (1912).
С. 271–272
Теперь у камина сидит Наталия Грушко… – …издевается над ней. – Первая книга Натальи Васильевны Грушко (1891–1974) “Стихи” вышла еще в 1912 г. Вторая книга стихов, “Ева”, – в 1922 г. “Осью, вокруг которой вьются настроения стихотворений, является женщина”, – отмечал рецензент этой книги (75, с. 5).Сведения о взаимоотношениях Гумилева и Грушко противоречивы. С одной стороны, О. Гильдебрандт-Арбенина писала: “Помню, Гумилев как-то рассказал со смехом, что две красивые женщины пришли в качестве делегации от поэтов взять на себя «председателя» Союза поэтов <…> и стали его целовать. Грушко и Радлова (правда, обе красивые, но обе не во вкусе Гумилева)” (96, с. 447). С другой стороны, в 1926 г. П. Лукницкий в письме просил Л. Горнунга (очевидно, опираясь на мнение Ахматовой): “Если найдете в Москве Нат. Грушко – попробуйте опросить ее. Гумилев бывал у нее в <19>20—<19>21 гг. Спрашивайте осторожно, ибо, возможно, что у нее был с Гумилевым роман. Может быть, и нет, но это, вероятно, выяснилось бы при опросе” (252, с. 541).
Источник строк Грушко, цитируемых О., нам обнаружить не удалось. “Фелисьен” (или “Фелистьен”) – знаменитый петербургский ресторан, располагавшийся по адресу: Набережная Большой Невки, д. 24.