«Жизнь прошла. А молодость длится…» Путеводитель по книге Ирины Одоевцевой «На берегах Невы»

С. 272И перед младшею столицей / Главой склонилася Москва. – Неточная цитата из “Медного всадника” (у Пушкина: “Померкла старая Москва”) (317, т. 5, с. 136).

С. 274 – Ты уверен, Николай Степанович, ты совершенно уверен, что Блоку действительно понравилось? – Сравните с записью из дневника Блока на с. 671–672.

С. 274Я не попугай, чтобы повторять без конца одно и то же. – Сравните на с. 567–568.

С. 274Существует неоспоримая примета. Когда Блока что-нибудь по-настоящему задевает и волнует, он встает и молча топчется на месте. – Сравните в дневниковой записи К. Чуковского от 12 августа 1921 г.: “…он во время чтения своих стихов – (читал он всегда стоя, всегда без бумажки, ровно и печально) – чуть-чуть переступит с ноги на ногу и шагнет полшага назад” (409, с. 180).

С. 275Опухшее от длительных бессонниц… – Но порча их сладка… – Неточно цитируется зачин “Бесконечной поэмы” Пяста (1920):

Опухшее от длительных бессонниц,
Одно из нижних век;
А захоти – и увезет эстонец,
Тебя любой навек.

И порчею затронутые зубы

(Но порча их сладка!)
И не закрывающиеся губы:
Верхняя – коротка.

И белокурые над ней пушинки

(Ведь то, гляди, усы!)…
Жнеца и жницы (стали госпожинки)[64]
Скрестились полосы.

Сам должен был я в этот миг отметить,

Сам подойти,
И должна, должна была ответить,
Отдать свои пути.

О, яркая и частая как пламя,

О, нужная, как высь!..
И небывалыми колоколами,
Вселенная, молись!

Смотри, какие меркнувшие светы

Воспламенились вновь;
Какие любопытные планеты
Летят к нам на любовь.

Вон Змий, порфировый и кареглазый,

Мой дорогой, он тут;
Надежды винный бархат и алмазы,
Маринин изумруд;

И горлинка глядящая орлицей,

С рубином на груди;
И сам Эдгар, и серафимов лица
За ним и впереди…

Опухшее от длительных бессонниц

Одно из нижних век

(и так далее). (320, с. 29–30)

Это же стихотворение цитирует в своих воспоминаниях о Пясте Г. Иванов (157, т. 3, с. 348).

С. 275“Чтец-декламатор”, как его прозвали. – По устойчивому названию для популярных серий сборников-антологий.

С. 275…если не считать Зинаиду Гиппиус… – …скрепленного рукопожатием. – Сравните в воспоминаниях самой Гиппиус о встрече с Блоком 3 октября 1920 г.:

“Я в трамвае, идущем с Невского по Садовой. Трамваи пока есть, остального почти ничего нет. <…> Мы сидим с Ш. рядом, лицом к заколоченному Гостиному двору. Трамвай наполняется, на Сенной уже стоят в проходах.

Первый, кто вошел и стал в проходе, как раз около меня, вдруг говорит:

– Здравствуйте.

Этот голос ни с чьим не смешаешь. Подымаю глаза. Блок.

Лицо под фуражкой какой-то (именно фуражка была – не шляпа) длинное, сохлое, желтое, темное.

– Подадите ли вы мне руку?

Медленные слова, так же с усилием произносимые, такие же тяжелые.

Я протягиваю ему руку и говорю:

– Лично – да. Только лично. Не общественно.

Он целует руку. И, помолчав:

– Благодарю вас” (99, с. 67).

Смотрите также с лаконичной констатацией в записной книжке Блока: “3 октября. Встреча в трамвае с 3.Н. Гиппиус” (54, с. 430).

С. 276Он своей скользящей походкой… подходит к Мандельштаму. – Пяст был едва ли не единственным символистом, сразу и безоговорочно признавшим талант Мандельштама. Об их многолетней дружбе см., например: 201, с. 189–193.

С. 276Останься пеной, Афродита, / И, слово, в музыку вернись! – Из стихотворения Мандельштама “Silentium” (1910):