«Жизнь прошла. А молодость длится…» Путеводитель по книге Ирины Одоевцевой «На берегах Невы»

Если будешь, странник, в Берлине,
у дорогих моему сердцу немцев,
где были Гофман, Моцарт и Ходовецкий
(и Гёте, Гёте, конечно), —
кланяйся домам и прохожим,
и старым, чопорным липкам,
и окрестным плоским равнинам.
Там, наверно, все по-другому, —
не узнал бы, если б поехал,
но я знаю, что в Шарлоттенбурге,
на какой-то, какой-то штрассе,
живет белокурая Тамара
с мамой, сестрой и братом.
Позвони не очень громко,
чтоб она к тебе навстречу вышла
и состроила милую гримаску.
Расскажи ей, что мы живы, здоровы,
часто ее вспоминаем,
не умерли, а даже закалились,
скоро совсем попадем в святые,
что не пили, не ели, не обувались,
духовными словесами питались,
что бедны мы (но это не новость:
какое же у воробьев именье?),
занялись замечательной торговлей:
все продаем и ничего не покупаем,
смотрим на весеннее небо
и думаем о друзьях далеких.
Устало ли наше сердце,
ослабели ли наши руки,
пусть судят по новым книгам,
которые когда-нибудь выйдут.
Говори не очень пространно,
чтобы, слушая, она не заскучала.
Но если ты поедешь дальше
и встретишь другую Тамару —
вздрогни, вздрогни, странник,
и закрой лицо свое руками,
чтобы тебе не умереть на месте,
слыша голос незабываемо крылатый,
cлeдя за движеньями вещей Жар-Птицы,
смотря на темное, летучее солнце.

(181, с. 73–74)

С. 412…он не позволяет делать запасов. – Фунт не представляет собой запаса. – Мать Юркуна Вероника Карловна Амбразевич (1868–1938) действительно вела хозяйство Кузмина и Юркуна, однако никаких запасов продовольствия Кузмин не уничтожал, а иногда, напротив, сердился на Веронику Карловну за ее небережливость. Приведем здесь несколько записей из кузминского дневника как раз за 1921 г. Запись от 17 июня: “Мамаша пропала на рынке. Но нанесла всякой всячины” (185, с. 461); запись от 6 июля: “Опять какая-то канитель с едой, но мамаша отправилась и купила грибов и картошки” (там же, с. 466); запись от 13 июля: “С едой опять какая-то ерунда. Какие-то клецки, в один комок, на вечер. Вообще, с мукой мамаша обращается зверски” (там же, с. 468). Приведем тут еще запись из дневника Кузмина от 22 октября 1914 г.: “Сегодня рано встал. Ходил было к Матвею, но его не застал, накупал запасы” (188, с. 489).

С. 412Суеверие Гумилева было скорее “театром для себя”. — О “театре для себя” см. с. 512. О суеверии Гумилева вспоминала, например, жена его брата А.А. Гумилева: “Он до смешного подчас был суеверен, что часто вызывало смех у родных. Помню, когда А.И. переехала в свой новый дом, к ней приехала «тетенька Евгения Ивановна». Тогда она была уже очень старенькая. Тетенька с радостью объявила, что может побыть у нас несколько дней. В присутствии Коли я сказала А.И.: «Боюсь, чтобы не умерла у нас тетенька. Тяжело в новом доме переживать смерть». На это Коля мне ответил: «Вы, верно, не знаете русского народного поверья. Купив новый дом, умышленно приглашают очень стареньких, преимущественно больных стариков или старушек, чтобы они умерли в доме, а то кто-нибудь из хозяев умрет. Мы все молодые, хотим еще пожить. И это правда, я знаю много таких случаев и твердо в это верю»” (260, с. 125).

С. 412…около бывшего Бассейного рынка… – См. с. 497.

С. 413Еще до революции вся Россия распевала… – Ему и приписывали этот романс. – См. вкладку к нашему путеводителю. Ноты романса Кузмина 1907 г. издавались неоднократно и чаще всего с указанием имени автора музыки и слов. См., например: Дитя и роза: “Дитя, не тянися весною за розой…”: песня: / сл. и музыка М. Кузьмина (Так! – О.Л.). Пг., [1915]. С. 1–5. Приведем здесь полный текст романса по этому изданию: