После появления 6 апреля (в самый день Пасхи — Пушкин намеренно преподносил Булгарину «золотое яичко») статьи о Видоке Булгарин был морально уничтожен. Публично было сказано, что он доносчик и платный шпион! Эффект статьи был точно таким, как рассчитывал Пушкин: Булгарина узнали. 8 мая артист Каратыгин сообщал приятелю: «Пушкин не заставил себя дожидаться — поместил в Литературной газете анекдот об Видоке, где списал портрет с Булгарина». В тот же день Дельвиг радостно писал Пушкину в Москву: «Булгарин поглупел до того от Видока, что уехал ранее обыкновенного в деревню; но подл по-прежнему…» Однако не таков был Видок Фиглярин, чтобы стерпеть обиду, не отплюнувшись желчью. При этом чем пакостнее была произносимая им клевета, тем, как считал он, больше от нее пользы. Иначе говоря, уж если, как полагал Булгарин, привлекать на свою сторону ту часть читающей публики, которая падка до клеветы и до чужого ношеного белья, то следует делать это в наиболее цинической и разнузданной форме. И вот появляется в № 94 «Северной пчелы» от 7 августа 1830 г. «Второе письмо из Карлова на Каменный остров» (Карлово — имение Булгарина). Булгарин иронизировал: «Лордство Байрона и аристократические его выходки, при образе мыслей бог весть каком, свели с ума множество поэтов и стихотворцев в разных странах, и… все они заговорили о 600-летнем дворянстве!.. Рассказывают анекдот, что какой-то поэт в Испанской Америке, также подражатель Байрону, происходя от мулата или, не помню, от мулатки, стал доказывать, что один из его предков был негритянский принц. В ратуше города доискались, что в старину был процесс между шкипером и его помощником за этого негра, которого каждый из них хотел присвоить, и что шкипер доказывал, что он купил негра за бутылку рому. Думали ли тогда, что к этому негру признается стихотворец. Vanitas vanitatum[47]
».Однако большого резонанса этот прозрачный клеветнический намек на происхождение Пушкина уже не имел: Видок был скомпрометирован безнадежно.
Но все же Пушкин не смолчал. Сразу же, по горячим следам, он поместил в «Литературной газете» заметку «Новые выходки противу так называемой литературной нашей аристократии». Затем уехал в Москву и оттуда в Болдино. 24 ноября 1831 г. поэт так разъяснял свою реакцию Бенкендорфу: «Около года тому назад в одной из наших газет была напечатана сатирическая статья, в которой говорилось о некоем литераторе, претендующем на благородное происхождение, в то время как он лишь мещанин в дворянстве. К этому было прибавлено, что мать его — мулатка, отец которой, бедный негритенок, был куплен матросом за бутылку рома. Хотя Петр Великий вовсе не похож на пьяного матроса, это достаточно ясно указывало на меня, ибо среди русских литераторов один я имею в числе своих предков негра. Ввиду того, что вышеупомянутая статья была напечатана в официальной газете и непристойность зашла так далеко, что о моей матери говорилось в фельетоне, который должен был бы носить чисто литературный характер, и так как журналисты наши не дерутся на дуэли, я счел своим долгом ответить
В рукописи пушкинистам удалось разобрать еще и такую запись: