Внучка его рассказала В. М. Русакову: «Мой дедушка А. А. Пушкин очень любил мать. В молодости, офицером, даже в ту пору, когда был уже женат, субботы сын поэта проводил у Натальи Николаевны. Суббота была для них днем памяти Пушкина. Она была предельно откровенна с Александром. Вот почему он знал об отце гораздо больше, чем другие дети поэта». Единоутробная сестра его А. П. Арапова подтверждает это: «Все как-то полагали, что сердце ее особенно лежит к нему. Правда, что и он, в свою очередь, проявлял к ней редкую нежность, и она часто с гордостью заявляла, что таким добрым сыном можно похвалиться». Тяжело пережил он смерть матери, тем более что она простудилась, возвращаясь с крестин его сына-первенца Александра (до этого были три дочери). Невольно напрашивается догадка: старший сын стал любимцем матери потому, что когда-то давно «Сашка рыжий» был любимцем отца. В 1913 г. пронесся очередной «пушкинистский» слух, будто где-то хранятся дневники Натальи Николаевны. Корреспондент «Петербургской газеты» кинулся к генералу. Тот отвечал: «Я сомневаюсь, чтобы слух о дневниках моей матери был верен. Когда мать умирала, я был уже в чине полковника; несомненно, если бы после нее остались какие-нибудь дневники, я бы знал о них, а может быть, и сам бы их имел среди груды всяких других семейных реликвий. <…> Это, так сказать, сторона фактическая, но есть и другая — чисто „психологическая“. У матери моей был не такой характер, чтобы она просиживала над дневниками и сообщала им свои сокровенные думы. Все, что она переживала, а пережила она, как вам известно, много, она скрывала в глубине своей души». Очень важная характеристика! В. М. Русаков записал и такой рассказ одной из правнучек поэта: «Дедушка болезненно переживал нападки на мать… она сама никогда никому не говорила о своей жизни с Пушкиным… она только очень страдала от травли… Главным образом травила ее тогда пресса».
Александр Александрович немало сделал для сохранения в чистоте имени отца и для спасения пушкинских реликвий. Он стремился узнать об отце как можно больше и не допустить очернения его памяти, превращения в досужие сплетни семейных тайн. Этим объясняется протест обоих сыновей Пушкина против публикации в 1858 г. в журнале «Библиографические записки» писем поэта к брату Льву Сергеевичу; и особенно решительные возражения против печатания писем отца к матери, на которое в 1878 г. без ведома братьев отважилась младшая сестра. На полях книги сочинений Пушкина, принадлежавшей его племяннику Анатолию Львовичу, помимо приведенных «откровений» Александра II, есть и запись беседы А. А. Пушкина с Жуковским. Она прошла «несколько рук» и даже, как говорилось, оказалась переведенной на английский язык. Поэтому за достоверность ее ручаться невозможно, но привести стоит. В 1851 г. больной Жуковский пригласил Александра Пушкина-младшего к себе в Баден-Баден, если верить этой записи, для прощальной беседы. «…Василий Андреевич заговорил о закате своей жизни и, пристально всматриваясь в Александра Александровича, сказал, что он имеет сообщить ему нечто… важное, но просит уверить его честным словом, что он никому не скажет об этом. Корнет Пушкин обещал выполнить просьбу, и Жуковский открылся Александру Александровичу, сообщив, что он сам был царедворцем, но чувствовал свою поднадзорность у Бенкендорфа и боялся его. Сейчас, осознав все это, он открывает истину для потомства, заключающуюся в том, что в смерти Пушкина повинен не только шеф жандармов, но и распорядитель судеб России — государь. Поэт убит, убит человеком без чести, дуэль произошла вопреки правилам — подло…
Усталый Василий Андреевич перекрестился и умолк в слезах. Вторая обещанная встреча Александра Александровича и Жуковского не состоялась».
Свою линию охраны чести отца и достоинства матери А. А. Пушкин выдерживал до конца. В 1899 г. он писал брату: «Еще нынешней зимой мне удалось остановить представление безобразнейшей драмы в стихах какого-то Михневича, в которой наша мать представлена была в возмутительном виде, да и отец выведен каким-то грубым и даже невоспитанным человеком. Эту пьеску театральная цензура запретила для представления». Уже почти 80-летним стариком, в связи с 75-летием со дня смерти Пушкина, Александр Александрович принял корреспондента «Петербургской газеты» и сказал ему: «С грустью мне приходится констатировать, что, к великому моему огорчению, за последнее время имя отца стали в России забывать. Его отодвинули появившиеся за последнее время в таком множестве молодые поэты. Не всегда, впрочем, талантливые».