После смерти Натальи Николаевны (1863 г.), а частично и при ее жизни, Александру Александровичу досталась нелегкая ноша — хранить у себя и оберегать рукописи отца, письма к нему, никому тогда неведомый дневник, библиотеку его и другие реликвии, ценнее которых нет в нашей культуре. Еще в 1851 г. рукописи были временно переданы Натальей Николаевной братьям И. В. и П. В. Анненковым для издания собрания сочинений и подготовки «Материалов для биографии…» Завершив работу, П. В. Анненков вернул вдове поэта не все рукописи — отдельные листы остались у него. Вдобавок часть рукописей Пушкина хранилась в семье В. А. Жуковского, потом перешла к коллекционеру А. Ф. Онегину. Рукописному наследию поэта грозило распыление. Отсюда понятно, почему с ревностью скупого рыцаря отнесся А. А. Пушкин к врученному ему богатству. Более 20 лет он их попросту никому не показывал. Однако тот всеобщий энтузиазм, который царил при открытии памятника, поколебал его твердость. Отчасти под влиянием великого энтузиаста пушкиноведения П. И. Бартенева сын поэта решил пожертвовать все рукописи отца в государственное учреждение — московский Румянцевский музей (ныне Государственная библиотека СССР им. В. И. Ленина). Он писал директору музея: «В ознаменование торжественного дня открытия в Москве памятника отцу моему Александру Сергеевичу Пушкину, предполагая передать в общественную собственность сохранившиеся у меня подлинные рукописи его сочинений, я избрал местом хранения их на вечные времена находящийся под Вашим управлением московский публичный и Румянцевский музей, куда эти рукописи и будут доставлены <…>»[122]
. Преимущественное исследовательское право А. А. Пушкин предоставил П. И. Бартеневу. С тех пор в журнале «Русский архив», который редактировал Бартенев, стали появляться новые пушкинские тексты. В 1882 г. после долгих хлопот и переговоров Александр Александрович добавил к основному рукописному фонду и еще одну великую драгоценность — 64 письма отца к матери, обусловив недоступность их для кого бы то ни было в течение 50 лет. В 1903 г. П. И. Бартенев получил от него 77 писем разных корреспондентов к поэту, в 1904 г. — 19 писем Нащокина. Только дневник отца сын не решался выпустить из рук. «Мемуары эти, — сказал он, — незадолго до смерти мне передала моя мать. Как-то раз она разбирала в столе и наткнулась на тетрадь. Она передала ее мне. После знакомства с мемуарами я решил их оставить пока в тайне <…> ввиду того, что там говорится о некоторых лицах недостаточно почтительно». После его смерти тетрадь перешла к Марии Александровне, а уж потом, в 1919 г., еще через несколько наследственных инстанций — к государству.Как зеницу ока хранил А. А. Пушкин портрет отца работы О. Кипренского, висевший у него в гостиной; отцовскую чернильницу со статуэткой негра — подарок Нащокина другу; серебряный туалетный прибор Пушкина; пушкинскую конторку красного дерева, картину Чернецова «Дарьяльское ущелье», висевшую в последнем кабинете поэта на Мойке. Все это, так или иначе, стало нашей общей, овеществленной памятью о Пушкине и заслугу сына-хранителя забывать нельзя.
Еще совсем недавно в Москве были живы люди, близко видевшие старшего сына Пушкина. В 1900 г. Александр Александрович участвовал в открытии памятника Пушкину в Царском Селе (работы Р. Р. Баха). Среди съехавшихся туда газетных репортеров был А. И. Гессен, будущий автор популярных книг о Пушкине. Он вспоминал об Александре Александровиче: «Это был 67-летний генерал… с лицом, обрамленным седою бородою, мало напоминавший своего отца. И странно было представить себе его — в блестящем парадном генеральском мундире — рядом с бронзовым поэтом в скромном сюртуке, тем более помыслить, что перед нами находились правнук и праправнук арапа Петра Великого». На вопросы газетчиков генерал без малейшего гонора отвечал, что отца почти не помнит и вообще он только
Однако есть и другие свидетельства, более «обнадеживающие» с точки зрения фамильного сходства. Репортер одной из газет писал: «Наружность сына знаменитого поэта хорошо известна москвичам — его можно видеть на многих общественных собраниях и торжествах. Это красивый, седой как лунь, но еще бодрый, с военной выправкой старец. Симпатичное выразительное лицо его окаймлено окладистою бородою и по высокому лбу и тонкому носу с горбинкой и по выражению его голубых глаз нетрудно догадаться, что в молодости Александр Александрович очень походил на своего покойного отца, насколько об этом можно судить по современным поэту портретам». Журнал «Нива» в 1913 г. пошел еще дальше в этом направлении: «Лицо Александра Александровича поражает сходством с лицом отца — не только в общем типе, но и в отдельных чертах. Ему теперь 80 лет, а его отец скончался на тридцать восьмом году, но, несомненно, доживи поэт (а на это ему позволяло рассчитывать его прекрасное здоровье) до таких же преклонных лет, его старческий облик близко подходил бы к наружности Александра Александровича». Поистине, гипотезам в изучении жизни и трудов Пушкина нет предела!