Царь повелевал уничтожить бессмертные для нас теперь строки «И перед младшею столицей…». Суть в том, что непростые взаимоотношения столиц Николай I почитал «семейным делом» Романовых и вмешиваться в них никому не позволял. Что до поэзии, то она менее всего интересовала самодержца. Знак NB[138], на который надо было определенным образом реагировать — вымарывать стихи, стоял у каждой строки со словом «кумир» («кумир на бронзовом коне»; «кумир с простертою рукою» и др.) — этим языческим словом не полагалось именовать великого государя, даже бронзового. Нельзя было называть статую «горделивым истуканом», а самого Петра «строитель чудотворный» и т. д. Сомнительным показалось самодержавному цензору и выражение «Россию поднял на дыбы» — хорошо это или плохо? И уж совсем неудобопечатаемыми в глазах царя выглядели строки, которые никто из нас теперь не прочтет без восхищенного волнения:
Пушкину до боли жалко было отказаться от публикации «Медного всадника». Примерно год спустя он попробовал было править: вместо «кумир» написал «седок». Из девяти мест, отчеркнутых царем, семь он изменил. Но два не смог. Одно из них — приведенный выше конец поэмы; другое:
Здесь «не подошли» 2-я и 3-я строки. У Пушкина рука не поднялась править эти строки, и он, как ни бился, отказался от надежды увидеть в печати лучшее свое творение 30-х годов. После смерти Пушкина Жуковский находчиво и бережно (насколько это было возможно!) удалил из поэмы то, что раздражало царя, и в посмертном собрании сочинений искалеченный «Медный всадник» предстал перед читателями…
В один день с поэмой (6 декабря 1833 г.) Пушкин представил на рассмотрение Николая I и «Историю Пугачева». Она вернулась с незначительными замечаниями и с разрешением на печатание. Замечания царя, так сказать, «редакционные», но весьма характерные. Одного из мятежников Пушкин назвал «славным» — около этого слова знак NB; Пушкин пишет: «в царствование Александра» — августейший редактор вставляет: «императора». Порой царь мнит себя стилистом — у Пушкина: «солдаты его бежали», предлагается: «отряд его смешался». Впрочем, возможно, здесь смысловой нюанс: некоторое смягчение картины бегства царского войска. Пушкин рад был, что так обошлось, и даже назвал замечания царя «дельными». Впоследствии, правда, царь добавил еще одну ложку дегтя: запретил пушкинское название «История Пугачева», приказав выпустить книгу под титлом «История Пугачевского бунта»: у злодея Пугачева, мол, не было истории. С этим пришлось согласиться.
1833-й год, запомнившийся болдинской передышкой — золотоносной осенью, кончился плохо: 31 декабря император подписал указ о пожаловании поэта в камер-юнкеры.
Предъявитель сего, состоящий в ведомстве Министерства иностранных дел титулярный советник Александр Пушкин, по прошению его уволен в отпуск на четыре месяца в Казанскую и Оренбургскую губернии. Во удостоверение чего и дано сие свидетельство от Департамента хозяйственных и счетных дел с приложением печати.