Да, историческая действительность в «Войне и мире» Льва Толстого, как и в произведениях других классиков, отображена правдиво на основании реальных событий, фактов и документов. Только и всего. Всё остальное — фантазии авторов, плоды воображения.
Иное дело — автобиографический роман–откровение. Рассказывая о себе, автор открывает свой внутренний мир, представляет собой призму, отображающую сферу его жизни. Осмысливает реальную действительность и преломляет в зависимости от совести и убеждений. Жизнь каждого человека — хорошая она или плохая, — смотря, под каким углом мировоззрения на это смотреть, — есть отражение общества и среды обитания. Миллионер–жулик считает плохим бедного труженика. Тот, в свою очередь, к нехорошим определяет богатого грабителя, жадного бизнесмена. Кстати сказать, я не верю в гены нравственной наследственности, выдуманной заучившимися «ботаниками» ради научной степени. Умственная отсталость — да. Папа–алкоголик, мама–любительница выпить спиртное. Ребёнка в пьяном угаре зачали. Здесь сомнений нет — наследственность. Виновник — алкоголь. Но согласиться, когда говорят о дурных привычках и наклонностях, как о наследственных признаках, не могу.
Ребёнок, рождённый от физически здоровых, но закоренелых уголовников–воров, воспитанный в благородной, интеллигентной семье, станет добропорядочным гражданином.
Ребёнок, рождённый от потомственных аристократов, лордов, графов, баронов, воспитанный семьёй отъявленных воров, станет плебеем, правонарушителем.
Ребёнок, рождённый от тех и этих, воспитанный стаей волков, станет разумным существом, перенявшим повадки животных. Тарзаном, Маугли…
Всё зависит от сферы обитания человека, от общественного воздействия на него ближайшего окружения, от воспитания. Дети — глина, пластилин. Лепи из них, кого хочешь: бой–скаутов, кадет, пионеров, гитлерюгенгов или террористов–смертников. Это аксиома. Доказательства не нужны. Слишком много тому примеров. Какая здесь может быть нравственная наследственность?
В своих походных записях я упоминаю многих людей. Хороших и плохих. Добрых и злых. Умных и дурных. Богатых и бедных. Высокопоставленных и простых. Талантливых и бестолковых. Работящих и ленивых. Честных и лжецов. Патриотов и предателей. Но всё в этом мире относительно. Кого можно считать богатым, кого талантливым? У каждого человека на этот счёт своё суждение.
Я пишу о себе. Я — то самое отражение общества россиян, одним из ста пятидесяти миллионов которых являюсь их заурядным, типичным представителем. Я — объект журналистского и писательского исследования самим собой. Рабочий материал, не вымышленный образ. Ведь жизнь каждого, повторяю, — будь он президент, дворник, ребёнок или старик — отражение окружающей их действительности.
Устали от философских разглагольствований? Вам подавай истории со смертоубийствами, гонки со стрельбой и любовные воздыхания. Потерпите. Всё впереди. Будет вам и белка, будет и свисток. Пока я в своём жизнеописании ещё и школы не закончил. Всё будет. Всякое ещё случится. Да такое, что не всякому в голову придёт. И выдумывать ничего не надо. Пиши правду, как есть. И то будет интересная повесть.
Жизнь любого человека достойна хорошей книги. На этот счёт есть у меня забавный примерчик. Правда, придётся забежать лет на тридцать вперёд… В семидесятые годы…
Сидели как–то в редакции арсеньевской городской газеты «Восход» (Приморский край) мои приятели–журналисты Валентин Радченко, Виктор Дебелов и Павел Тихонов. Мы пили дешёвый портвейн, закусывали одной на всех заплесневелой конфетой «Школьная» и спорили. Молодые были. Ржали жеребцами, копытами били в запальчивости, сами себе нравились, талантами казались. Мы жаждали выдавать шедевры, славы поиметь, известность приобрести, в большие центральные газеты пробиться. Валя Радченко сокрушённо вздохнул:
— Не о ком писать. Что путного можно выдать о работягах с наших заводов?
— Напрасно, старик, — отхлебнув из горла вино, назидательно возразил Паша Тихонов. — Я хоть о ком напишу прекрасный очерк и опубликую в центральной печати.
— Перегибаешь, Паха, — пустив кольца дыма от сигареты «Космос», с улыбкой усомнился Валентин. — Представь: откроется сейчас дверь, войдёт какой–нибудь Пупкин Федя и ты дашь о нём очерк?
— Влёгкую, старик! Спорим?!
— Спорим! Если ты пишешь очерк о первом открывшем сейчас дверь и печатаешь в центральной газете, я проспорил…
— Не спорь, Валентин, Паха прав, на любого человека надо смотреть как на персонаж, достойный пера журналиста, — поддержал Тихонова Витя Дебелов. Однако, Валентин оставался при своём мнении.
— На что спорим?
— На бутылку армянского!
Валентин подумал, не отпуская Пашкину руку, и уверенно произнёс:
— Нет, на две бутылки коньяка!
— Идёт! Разбивай, Генаха!