Жизнь русского обывателя. Часть 1. Изба и хоромы

Картина вроде бы идиллическая: барин с крепостным плечом к плечу пашут, косят, а потом вместе отдыхают в кабаке. Напились, подрались, помирились, обнялись, поцеловались, проспались, а назавтра снова плечом к плечу за работы. На самом же деле современники, как один, отмечают, что именно у мелкопоместных существовали наиболее жесткие формы эксплуатации крепостных, граничившие с рабством – именно вследствие бедности и невежества самих господ. Владелец тысяч душ не станет гнаться за десятком-другим рублей, неусыпно надзирать за работами, лично подгоняя работников плетью, да большей частью он и не живет постоянно в имении; к тому же образование и воспитание смягчало нравы, а это была прерогатива богатых помещиков. Видный государственный деятель середины XIX в., родственник министра государственных имуществ графа Киселева, Заблоцкий-Десятовский, писал о мелкопоместных: «…У тех, которые обрабатывают землю лично, крестьяне живут почти вместе с помещиками, мало от них отличаясь. Но имеющие несколько десятков душ большею частию обременяют работами крестьян, переводя их часто на месячину» (71, с. 32). Рязанский губернатор в 1855 г. во Всеподданнейшем отчете писал: «Нельзя похвалиться богатством рязанских помещиков, которых имения большею частию заложены в кредитных установлениях и обременены частными долгами; но еще более нельзя сказать в пользу благосостояния помещичьих крестьян, которые при недостатках своих помещиков терпят еще большие лишения. Причина сего – большое количество мелкопоместных владельцев, кои при весьма ограниченных средствах исторгают из имений своих и крестьян все, что только можно. Уничтожение сих мелкопоместных дворян принесло бы величайшую и неоспоримую пользу». В отчете за 1855 г. вновь повторяется та же оценка: «В губернии весьма много мелкопоместных и незначительных малоземельных помещиков. Как те, так и другие основывают свои выгоды на излишнем труде и оброке своих крепостных крестьян, которых своими распоряжениями доводят иногда до крайней степени лишений. Эти распоряжения помещиков, происходящие от недостатка их образования и, следовательно, от незнания своих выгод, собственнаго своего достоинства и должных отношений к крепостным их крестьянам, были причиною нескольких случаев ослушаний крестьян против своих владельцев и других неприятных для сих последних происшествий» (71, с. 32–33).

Нищета мелкопоместных для нашего современника, не знакомого с действительностью прошлого, удивительна. «Помню, как не раз на дворе усадьбы останавливались две или три рогожные кибитки, запряженные в одиночку, и Павел, буфетчик, подавая сложенные бумаги, заикаясь, докладывал матери: «Сударыня, смоленские дворяне приехали».

– Проси в столовую, – был ответ. И минут через десять действительно в дверь входило несколько мужчин, различных лет и роста, в большинстве случаев одетых в синие с медными пуговицами фраки и желтые нанковые штаны и жилетки; притом все, не исключая и дам, в лаптях.

– Потрудитесь сударыня, – говорил обыкновенно старший, – взглянуть на выданное нам предводителем свидетельство. Усадьба наша сожжена, крестьяне разбежались и тоже разорены. Не только взяться не за что, но и приходится просить подаяния.

Через час, в течение которого гости, рассевшись по стульям, иногда рассказывали о перенесенных бедствиях, появлялось все, чем наскоро можно было накормить до десяти и более голодных людей. А затем мать, принимая на себя ответственность в расточительности, посылала к приказчику Никифору Федоровичу за пятью рублями и передавала их посетителям» (109, с. 89–90).

Мелкопоместные были повсеместно, где только имелись в России помещики. Но особенно много их было в Смоленской губернии, в Белоруссии, в бывших литовских и польских губерниях, вошедших в состав Российской империи. В. Г. Короленко в «Истории моего современника» рассказывает о «сорокопановках», как иронически называли мужики поселения мелкопоместных, живших вперемешку со своими крестьянами, и приводит совсем уже удивительный случай совместного владения двумя шляхтичами… одним крепостным (47, с. 213–244). В бывшей Речи Посполитой такая шляхта была типичной, поскольку польские короли, даруя шляхетство, не давали, подобно русским царям, ни земли, ни холопов. Такая мелкая шляхта, собственноручно пахавшая землю, иронически называлась лычаковой, якобы потому, что подвязывала сабли лыком за неимением ремешка.

«Соседи, – вспоминала Е. П. Янькова, … были все однодворцами и мелкие помещики, не лучше однодворцев. Верстах в двадцати от нас жило семейство Бершевых, которые у нас бывали. Состояньице у них было очень небольшое, и барыня сама хаживала со своими домашними на работы… «Вот, матушка, – рассказывала она мне, – как мак-то поспеет, засучим мы свои подолы, подвяжем и пойдем мак отряхать: я иду вперед, а за мною по бокам мои девки и живо всю десятину отхватаем» (9, с. 79). Было это в Липецком уезде Воронежской губернии.