Разумеется, несравненно проще обставлялись личные покои обитателей. Это были кабинет хозяина, где он и спал на кожаном диване (муж и жена спали раздельно, и муж, переодевшись в халат, приходил на женскую половину для исполнения супружеских обязанностей), обставленный письменным столом с массивным бронзовым письменным прибором (чернильницы, песочница, разрезательный нож для бумаг, подставочка и стаканчик для перьев и карандашей, перочинный ножичек, палочка сургуча, печатка, пресс-папье), масляной лампой или подсвечником с колпаком и передвижным экраном, бюваром для бумаг, звонком для вызова прислуги, конторка для письменных работ, книжный шкаф за зеленой тафтой (там могли храниться только счетные книги да сапожные колодки), непременная стойка для трубок с длинными чубуками, которыми было принято потчевать гостей. К ней примыкала гардеробная с бритвенным столиком, умывальным столом с тазом и кувшином и удобством – креслом с глухим ящиком внизу, в котором под двумя подъемными сиденьями (одно с дыркой) стоял ночной горшок. В этой же части дома могла быть малая столовая для семейных обедов, спальня жены с большой двуспальной кроватью, двумя ночными столиками с подсвечниками по сторонам изголовья, большой плетеной корзиной для постельного белья в ногах, сонеткой (широкой вышитой лентой с кистью) над головой для вызова прислуги; в женском кабинете был также секретер с множеством ящичков, несколько стульев и кресел для гостей. К будуару примыкала уборная жены с носильным бельем и платьем, туалетным столиком с поворачивающимся на шарнирах зеркалом-псише, с умывальным столом и все с тем же удобством для отправления естественных надобностей. Могли быть комнаты для взрослых детей: маленькие с няньками и дядьками, боннами, гувернерами и гувернантками, учителями обитали в верхних этажах, на антресолях или в мезонинах в своих детских и классных. Князь А. Г. Щербатов снимал в Петербурге в 30-х гг. обширный барский дом. «Детская была в верхнем этаже, – вспоминал его сын, А. А. Щербатов. – Лучшие комнаты были отведены старшим сестрам. Комната сестры Катеньки, по достижении ею 18 лет, была даже нарядна; рядом с нею была комната Ольги, через которую проходили в комнату m-elle Schmidt – с одним окном… Моя с Володей спальня выходила на двор, рядом с нею была классная, затем комната нашего дядьки Трифона Григорьева. Марья Богдановна, наша добрая няня, занимала комнату вроде антресоля, выходящую на площадь. Гриша, как взрослый, жил отдельно внизу» (154, с. 63).
Естественно, и в больших и в маленьких домах были помещения для многочисленной мужской и женской прислуги – лакейская и девичья.
У кого не было тысяч душ, жили попроще, особенно в провинции. Вот подробное описание городского (Рязань) дома отнюдь не бедной помещицы, бабушки Я. П. Полонского. «Через деревянное крыльцо и небольшие, зимой холодные, а летом пыльные сени направо была дверь в переднюю… Из передней шла дверь в небольшую залу. В этой зале вся семья и мы по праздникам обедали и ужинали… Пол в этой зале был некрашеный; потолок обит холстом, выкрашенным в белую краску; посередине висела люстра из хрусталиков, а пыльная холстина местами отставала от потолка и казалась неплотно прибитым и выпятившимся книзу парусом…
Стены были оклеены обоями, из-под которых, по местам, живописно выглядывали узоры старых обоев… Во время обеда и ужина за моим дядей и за каждой из моих теток стояло навытяжку по лакею с тарелкой, а вдоль стены с окном на двор от самого угла стояли кадки с целой рощей померанцев, лимонов и лавров. В особенности памятно мне круглое лавровое деревцо, которое было на аршин выше моей головы. Эти деревья, перенесенные когда-то из старой, развалившейся оранжереи, мне потому памятны, что зимой по вечерам я за ними прятался, так что в зале, освещенной только одною масляною стенною лампой, меня не было видно…
В гостиной на полу лежал тканый ковер с широкой каймой, на которой узор изображал каких-то белых гусей с приподнятыми крыльями, вперемежку с желтыми лирами. Зеркальная рама в простенках между окошек, овальный стол перед диваном и самый диван – все было довольно массивно и из цельного красного дерева, одни только клавикорды не казались массивными. В одном углу стояли английские столовые часы с курантами… в другом углу была изразцовая печь с карнизом, на котором стояли два китайских, из белого фарфора, болванчика…
Из гостиной шли двери с маленькою прорезной дырочкой, в которую из спальни можно было подглядывать, кто приехал и кто вошел в гостиную.