Жизнь русского обывателя. Часть 3. От дворца до острога

В то время, о котором я говорю, в казарме вдоль стен стояли деревянные нары, иногда отдельные топчаны. На них – соломенные тюфяки и такие же подушки, без наволочек, больше ничего. Покрывались солдаты шинелями – грязными после учений, мокрыми после дождя. Одеяла были мечтой наших ротных командиров, но казенного отпуска на них не было. Покупались поэтому одеяла или за счет полковой экономии, или путем добровольных вычетов при получении солдатами денежных писем из дому. Я лично этих вычетов не допускал. Только в 905 году введено было снабжение войск постельным бельем и одеялами.

Обмундирование старой русской армии обладало одним крупным недостатком: оно было одинаковым для всех широт – для Архангельска и для Крыма. При этом до японской войны никаких ассигнований на теплые вещи не полагалось, и тонкая шинелишка покрывала солдата одинаково и летом, и в русские морозы. Чтобы выйти из положения, части старались, насколько позволяла их экономия, заводить в пехоте – суконные куртки из изношенных шинелей, в кавалерии, которая была побогаче (фуражная экономия), – полушубки» (56, с. 85).

Значительно лучше было содержание матросов: они получали не только больше хлеба (3,5 фунта), круп и мяса (солонины, разумеется), но и чай, сахар, сливочное масло (20 гр), а чарка водки им в плаваньи полагалась ежедневно. Более строгим был и ритуал ежедневной пробы обеда. Если в сухопутных частях пробу командиру приносили в котелке на квартиру, так что была возможность приготовить ему отдельно, то на корабле все происходило на глазах у экипажа. Этот ритуал любопытен сам по себе и заслуживает внимания. Перед самым обедом старший боцман сопровождал с камбуза кока в чистом колпаке и переднике, несшего на подносе чашку с пищей, ложку, большой ломоть хлеба, солонку, перечницу и салфетку. На мостике уже стояли командир корабля, старший офицер и вахтенный офицер. После доклада боцмана о прибытии пробы командир снимал фуражку, крестился и съедал несколько ложек щей и каши, а все остальные держали руку под козырек. Откушав и утерев усы салфеткой, командир сообщал свое мнение, а затем наступала очередь старшего офицера снять пробу, все же присутствующие, включая командира, отдавали честь. Затем ел вахтенный офицер, а после него старший боцман. Разумеется, ели все из одной чашки, пользуясь одной ложкой и салфеткой: понятия брезгливости еще не существовало (В. Даль писал, что брезгливость – отвращение к незнакомой, странной пище). При такой ситуации становится непонятным, каким образом в бачках у команды броненосца «Потемкин» могла оказаться червивая солонина; разве что и командир корабля отведал ее, но тогда обиды для матросов быть не могло. После снятия пробы унтер-офицеры свистали «к водке и обеду», баталеры выносили ендовы с водкой и по списку выкликали выстроившихся матросов. Затем матросы рассаживались вокруг «бачков», хлебая по очереди сначала юшку, а затем выбирая куски нарезанной солонины. По желанию очередной бачковой бежал на камбуз за добавкой. Отметим также, что после обеда наступал час послеобеденного сна матросов, когда их строжайше запрещалось беспокоить, и даже команды отдавались вполголоса. После сна следовал чай, а затем начинались обычные работы. Были у матросов и постельные принадлежности в индивидуальных пробковых койках, служивших спасательным средством и прикрывавших экипаж на верхней палубе от ружейного и картечного огня (свернутые койки стоя устанавливались вдоль бортов в особых решетчатых ящиках, «коечных сетках», а при использовании подвешивались под подволок жилой палубы). Но и служба матросов на парусном флоте была несравненно тяжелее солдатской, а на паровых кораблях – очень сложной и требовавшей грамотности.

Так что в 1905–1906 гг. арестованные сытые, упитанные, неплохо одетые бунтовщики-матросы издевались над караулившими их пехотными солдатами: основания для этого были.

Казармы для солдат были делом сравнительно редким и даже к началу ХХ в. далеко не вся армия была обеспечена казарменными помещениями. И на зимних, и тем более на летних квартирах войска размещались постоем по обывательским квартирам – в городах и деревнях. Обыватели должны были предоставить постояльцам помещение с местом для сна, отоплением, освещением, водой и местом для приготовления пищи. Но должны – это еще не значит, что предоставляли. И дело было не только в том, что постойная повинность тяжким бременем ложилась на население, так что отношение к постольцам нередко было неприязненным. По большей части крестьянство и даже мещанство, само жившее в тесноте и недоедавшее, не могло обеспечить солдат необходимым. Конечно, солдат был свой брат-крестьянин, нередко помогал хозяевам в работах, да подкормить его было нечем. Если же постой был в районах, насильствено завоеванных, как в польско-литовских губерниях или на Кавказе, либо среди инородческого или иноверческого населения, например, среди старообрядцев, положение солдат на постое было весьма плохим.