Жизнь русского обывателя. Часть 3. От дворца до острога

Даже и в очень «солидных», привилегированных учебных заведениях педагогический состав большей частью не особенно высокого качества. В. В. Стасов вспоминал: «…персонал нашего начальства, и малого, и большого, был выбран не как попало, а с большим разбором и с большой заботой о воспитанниках. Между этими людьми не было ни одного деспота, ни одного злого или свирепого командира, какими тогда отличалось, к несчастью, большинство остальных русских училищ. Такое было тогда время, что каждого начальника выбирали прежде всего за уменье расправиться, держать в ежовых рукавицах. У нас было совсем другое: все наши начальники были избраны самим принцем, а он хотел, чтобы взятый им человек был прежде всего хороший человек… В общем итоге это все люди очень недурные, честные и человечные… Большинство главных наших начальников, да даже и преподавателей, были все иностранцы, по большей части немцы» (169, с. 305).

Тем не менее и в Училище правоведения, как выясняется из дальнейшего рассказа Стасова, все было не столь уж радужно. Учившийся в Училище правоведения немного позже В. И. Танеев вспоминал о временах директорства Пошмана как о временах либерализма, в сравнении с тем, что было во время его учебы. Выше уже цитировались воспоминания Стасова о системе наказаний в училище. Не все так гладко было и с самими «начальниками». «Наш директор Семен Антонович Пошман был, раньше училища, чиновником министерства юстиции; он служил по консультации. Это был человек малообразованный, довольно ограниченный, отроду на своем веку не читавший, кажется, даже газет и разве только в училище получивший кое о чем понятие, тершись постоянно о профессоров, учителей, курсы и классы. Почему он вздумал сделаться директором Училища правоведения – того, я думаю, никто бы сказать не мог. Выгодная оказия представилась, вот и все, конечно. Он был строг, порядочный крикун, но в сущности добрый человек и никого не сделал несчастным…

Инспектором у нас был барон Врангель, бывший до того профессором права в Царскосельском лицее, – человек добрый и хороший, но совершенно ничтожный, и особенно вследствие полнейшей своей бесхарактерности» (169, с. 305, 306).

Гувернеров в училище называли… «воспитателями»… Эти господа столь же мало нас воспитывали, как и все остальные гувернеры на свете… Все это были люди довольно обыкновенного, невыдающегося типа, самые ординарные мелкие чиновники… Но, надо признаться, наши «воспитатели»… все от первого до последнего были люди прекрасные, никогда не притесняли и не давили нас… Они давали нам довольно большую, по-тогдашнему, свободу, не заводили себе ни фаворитов, ни преследуемых жертв и жили с нами почти в дружбе. Одни из них были русские, другие французы, третьи немцы, четвертые англичане, иные даже поляки; одни были из отставных военных, другие из коренных штатских; одни капельку посильнее, другие капельку пожиже характером; одни помужиковатее, другие поделикатнее, но особенной разницы ото всего этого для нас не было чувствительно. У них у всех был приблизительно один и тот же тон: порядочности и доброго расположения» (169, с. 307). Одним словом, создатель училища, принц Петр Ольденбургский, по всеобщим отзывам, человек в высшей мере добрый и порядочный, подобрал штат по своей мерке, не вникая в такой «пустяк» для педагога, как профессионализм. Да и где было тогда набраться хороших педагогов? И на том спасибо… «Учителя и профессора были у нас не бог весть какие, однако же, приблизительно все лучшие, каких тогда можно было достать в Петербурге… Правда, между этими «лучшими» профессорами были такие допотопные руины, как Кайданов и Георгиевский… оба отсталые педанты даже и для тогдашнего не слишком взыскательного времени… Над ними все училище смелось, впрочем, добродушно, – но где же было взять «известных» профессоров лучше? Открывать и пробовать новых было некогда, да и кому же впору?.. Было у нас еще немало других профессоров, чудаков или педантов, но все-таки добряков и старательных людей, которые преподавали нам, как умели, науку не слишком высокого и солидного калибра, а все старинного покроя» (169, с. 309–310).