Жизнь русского обывателя. Часть 3. От дворца до острога

Несколько выше цитировались воспоминания писателя И. И. Панаева, более известного сейчас, как представитель западничества, о Петербургском благородном пансионе, где преподавали и университетские профессора. «Курс благородных пансионов едва ли был не ниже настоящего гимназического курса, а между тем эти пансионы пользовались равными с университетами привилегиями. Некоторые профессора университета и учителя не скрывали по этому поводу своего негодования и высказывали его очень резко. Они пожимали плечами, покачивали головами и справедливо замечали, что награждать университетскими привилегиями таких неучей, как мы – вопиющая несправедливость. Об этом нам особенно часто повторял учитель латинского языка, преподававший этот язык также и в Высшем училище. Он с каким-то особенным ожесточением нападал на нас. Неблаговоспитанность его доходила до крайних пределов. Если кто-нибудь из нас не знал урока и повторял подсказываемое ему сзади товарищем, – то учитель, насупив свои густые брови, восклицал обыкновенно:

– Коли будешь слушать чужие речи, то тебе взвалят осла на плечи. Болван!

При таких грубых выходках оскорбленные ученики поднимались со своих скамеек и в один голос говорили:

– Покорно прошу обращаться с нами вежливее. Здесь не Высшее училище. Мы дворяне.

– Ах вы, пустоголовые дворяне! – возражал учитель: – ну какой в вас толк? Да у меня в Высшем училище последний ученик, сын какого-нибудь сапожника, без одной ошибки проспрягает глагол amo, покуда я его держу на воздухе за ухо…

Профессор математики, экзаменовавший нас, обыкновенно повторял со злобою:

– Нет, никуда вы не годитесь… разве только в гусары либо в уланы.

Впрочем, некоторые профессора и учителя, самые неумолимые, строгие и грубые, оказывались не только снисходительными, даже нежными к тем из нас, которые перед экзаменом адресовались к ним с просьбою о приватных уроках. К числу таковых принадлежал и неблаговоспитанный учитель латинского языка…

Ученик отдавал ему деньги. Учитель являлся на первый урок, объявлял ему то, что именно он спросит его на экзамене, и затем уже более не являлся на остальные пять уроков, отговариваясь неимением времени или болезнью» (132, с. 4–5).

Этот обширный пассаж из «Литературных воспоминаний» Панаева прекрасно характеризует и нравы преподавателей, в том числе профессоров университета, и психологию учеников-дворян, и уровень подготовких учащихся Благородного пансиона, который некоторые современные авторы считают чрезвычайно высоким. Продолжим рассказ Панаева. «Наши умственные способности нисколько не развивались; они, напротив, тупели, забитые рутиной. Бессмысленное заучиванье наизусть, слово в слово по книге было основой учения, и потому самые тупые ученики, но одаренные хорошею памятью, всегда выходили первыми.

Пошлость, тупоумие и разные нелепые выходки наших наставников заставили нас смотреть на них как на шутов и забавляться их смешными и слабыми сторонами.

Профессор истории Т. О. Рогов, вяло преподававший историю по учебнику Кайданова…

Преподаватель математики К. А. Шелейховский был еще забавнее профессора Рогова… Рассеянный, бледный, вечно с взъерошенными волосами, он часто останавливался среди своих вычислений, бросал с негодованием мел, отходил от доски и восклицал:..

– Мне эта сушь надоела, господа!.. Что вам задал к переводу латинский учитель? – Дайте я вам переведу…

Преподаватель прав г. Анненский, маленький, худенький господин… очень смешно пришепетывавший, более всех подвергался оскорблениям воспитанников. Его никто никогда не слушал. Во время его классов разговаривали, кричали, играли под столом в орлянку и в карты, а иногда целые скамейки двигались на него, образовывали около него каре и теснили его к стене. Он сердился. плакал, выбегал из класса и второпях опускал ноги в калоши, не замечая, что они налиты квасом…» (132 с. 4–6).

Напомним, Благородный пансион Петербургского университета пользовался услугами университетских профессоров и давал выпускникам университетские права!

Научные приключения (иначе не скажешь) Панаева завершились экзаменом по математике у профессора Д. С. Чижова. Поставив большинству выпускников ноли, Чижов, однако, переправил их на полтора балла, а некоему Татищеву – даже на два балла: приятель Чижова был влюблен в сестру Татищева, который заявил, что поклоннику не видать его сестры, как своих ушей, если Чижов не поставит всем хорошие баллы!

Учившийся в 50-х гг. в Казанском университете, затем перешедший в Дерптский, а закончивший Петербургский университет П. Д. Боборыкин вспоминал о начале своего студенчества: «Профессора стояли от нас далеко, за исключением очень немногих. По-нынешнему, иные были бы сейчас же «бойкотированы», так они плохо читали; мы просто не ходили на их лекции…

Кроме Мейера у юристов, Аристова, читавшего анатомию медикам, и Киттары, профессора технологии… никто не заставлял говорить о себе как о чем-то из ряду вон. Не о таком подъеме духа мечтали даже и мы, «камералы», когда попали в Казань.